человек, не знающий в своей жизни ничего, кроме жестокости, ненависти и насилия? Я сомневаюсь. И поэтому все разговоры о мире бессмысленны, и наши два народа будут вечно враждовать на этом маленьком клочке земли.
И хотелось бы поднять самолеты в воздух, пустить напалм на их города, а следом раскатать все, что осталось танками, — и дело с концом. У Израиля есть на это силы. И жилось бы нам тогда спокойнее. Но чем же мы будем тогда отличаться от них?
У арабов другое понимание мира, другие моральные ценности и представления о жизни. Западному человеку очень трудно понять арабскую психологию. У них другая цивилизация, другой склад ума, и невозможно судить об их поступках с точки зрения морали европейского человека. Если для европейца приоритетом является человеческая жизнь, то для арабского мира главное — соблюдение законов Корана и честь семьи. Они ставят это выше человеческой жизни. У них другая психология, поэтому переговоры и международные связи с Востоком часто заходят в тупик и приводят к конфликтам. Те же санкции и эмбарго воспринимаются арабскими странами не как предупреждение и попытка сделать их менее агрессивными, а как новые испытания в процессе становления «нового порядка».
Арабские лидеры готовы разорить собственную страну, ввергнуть ее в нищету, голод и, если надо, утопить ее в крови, для того чтобы соседние арабские страны видели, что они готовы стоять до конца. Иран в стремлении создать ядерную бомбу готов стерпеть все санкции и бомбардировки, лишь бы добиться своего. Им не важно, что без торговли и международных связей страна находится в вечном кризисе и нищете. Главное — добиться цели.
А одной из этих целей является уничтожение государства Израиль. Поэтому я стою в строю своих братьев, поглядываю на тех, кто пришел посмотреть на нашу присягу и тихо говорю про себя:
— Клянусь! Я не подведу.
7
Мой маленький принц! Толика за толикой постигал я тайны твоей короткой и грустной жизни… Долгое время твоим единственным развлечением было тихое созерцание заката.
Через неделю после окончания «тиронута» нас послали на первое настоящее задание. В армии стараются посылать сначала на простые задания — патрулирование неопасных участков территорий, дежурства на спокойных отрезках границы, охрана, дозоры. Чем ты опытнее, тем задания сложнее. Нас послали в Хеврон на охрану. Хеврон — это сейчас арабский город, окруженный израильскими поселениями.
Мы приехали ночью, когда звезды уже светили вовсю, и их свет перемешивался со скудным электрическим светом от фонарей, что освещали улицу. Наш взвод разделили на звенья, и в этом районе высаживаемся только мы втроем — я, Ронен, Сруль и наш сержант. Полное имя Сруля — Азриэль, а это уменьшительно-ласкательное. Я очень долго смеялся, когда услышал это в первый раз.
Итак, мы втроем выгружаем наши вещи из армейской машины. Перед нами один из домов на этой недлинной улице, самый крайний, возле железных ворот, закрывающих въезд в квартал. В доме три этажа, примерно шесть комнат. Каждая на три-четыре человека. Здесь мы будем жить неделю.
Часовой возле ворот охотно показывает нам что и где. Поднимаем вещи наверх, в нашу комнату, и идем искать дежурного офицера. Он должен ввести нас в курс дела и показать опорные точки, на которых мы будем стоять в дозоре.
Офицера мы находим в конце улицы, на территории маленькой военной базы. Он сильно устал и поэтому быстро проводит с нами инструктаж, показывает все, что нужно, и уходит. Сруль сразу заступает на точку, а мы с Роненом возвращаемся в дом. Там все спят, и мы тоже ложимся.
Через три часа меня будят, и я меняю Сруля. Он устало тянется спать, а я осматриваю бункер. Два на два метра, бетон, два узких окошка с пуленепробиваемым стеклом. Рация, стул.
Надеваю бронежилет, проверяю рацию и начинаю обзор. Три метра от бункера — забор с колючей проволокой. Двадцать метров от него — первый арабский дом. Я на горке, да и позиция моя на возвышении, так что обзор у меня хороший: весь Хеврон прямо подо мной.
Раскинулись по горам дома со светящимися окнами, улицы, зажженные фонари. Людей нет — сейчас комендантский час, и поэтому выходить из дома ночью не стоит — патруль не всегда сначала спрашивает документы.
Я должен делать обход вдоль забора каждый час. Выхожу из бункера и осматриваю свой участок. Рядом трехметровая стена с бойницами. Примеряюсь, как в случае необходимости буду стрелять, просматриваю угол видимости. Бункер только для наблюдения, и амбразуры для стрельбы там нет, поэтому если по мне начнут стрелять, то отвечать я смогу только отсюда. Пули не пробьют, а РПГ сюда вряд ли кто принесет, хотя могут быть варианты. Кроме того, есть время, чтобы смотреть на пейзаж, делать нечего, но три часа проходят, и полусонный Ронен меняет меня. Скорее спать.
Следующий дозор уже днем. Днем город выглядит совсем по-другому: белые дома, зелень, дети, женщины с закрытыми платками лицами, ездят старые машины, в общем город живет своей жизнью.
Четкого разделения на две части — арабскую и нашу — нет. То есть забор с колючкой стоит и общие улицы загорожены бетонными блоками, но расстояние между домами на нашей и их стороне не больше пятидесяти метров. Наша половина — это Кирьят-Арба и еще несколько отдаленных от центра районов, их часть — Хеврон.
Время дозора еле тянется. Смотрю на ненавистный белокаменный город, осторожно курю, смотря уже в нашу сторону, не идет ли сержант, и жду смены.
Днем в комендатуру приходят люди, чтобы получить разрешение на вход в Израиль. Да уж, люди. Моя обязанность: сообщить по рации, что кто-то пришел, а потом, когда придет офицер и, пропустив по одному просителей через ворота и металлодетектор, начнет их обыскивать, прикрывать его.
Но с момента, когда я передаю, что кто-то пришел, до прихода офицера обычно проходит часа два, и очередь терпеливо ждет возле забора. А я слежу, чтобы они не сделали нам какую-нибудь гадость.
Приходит семья. Отец лет шестидесяти в засаленном пиджаке и с растрепанными редкими волосами. Мать, того же примерно возраста, в цветастой юбке до пола и косынке. Девушка лет двадцати в серой юбке и платке. Если женщина в платке, значит замужем. Грязный пацаненок лет десяти.
Стоят возле забора. Ждут. Я выхожу из бункера, держу винтовку наготове перед собой и становлюсь так, чтобы меня видели. До бетонной стены полметра, успею допрыгнуть, если что-то пойдет не так. Выглядят они жалко и мирно, но иди, знай, что у деда в его торбе не лежит «калаш», а у мальчонки под майкой нет гранаты. Да и с женщинами надо быть аккуратным. После формирования батальона «Женщины Ислама» всего можно ожидать.
Женщины. Их теперь используют широко и с размахом. Кроме их прямого назначения — плодить солдат Аллаха, они могут перевозить оружие. Те, кто служат на КПП между территориями и Израилем, знают эти приколы: останавливаешь «скорую помощь» с беременной женщиной, которую везут рожать в соседнюю больницу, проверяешь, а у нее под платьем десять килограммов взрывчатки. Самое интересное, что она действительно беременная и рожать едет.
Ну и, конечно же, женщины-смертницы. Это относительно недавний ход арабского мира. В принципе, по Корану женщина не является полноценным человеком и не может сама принимать решения умереть во имя джихада. Но ей умело помогают люди из террористических организаций. Пропаганда и агитация у арабов на высоте. Конечно же, женщина не получит семидесяти двух девственниц, но уж зато место в раю ей точно обеспечено.
Усиление проверки женщин произошло после инцидента на КПП «Эрез». Арабка, пройдя через запищавший металлодетектор, начала плакать и кричать, что она инвалид и что у нее есть железная пластина в ноге. Командир сжалился над ней и повел ее на проверку внутрь; тут-то она и взорвалась.
