IV БЕССМЕРТНАЯ КОРОЛЕВА
Варданес из Заморы добрался до самой верхней точки холмистой гряды и остановился, осматриваясь. Вид, открывшийся перед ним, был настолько неожиданным, что он застыл в оцепенении. На протяжении пяти дней, с тех пор как неудачная засада, устроенная для зуагиров, обернулась против туранцев, он скакал во весь опор как сумасшедший, едва прихватывая час-другой для отдыха, и не столько для себя, сколько для своей кобылы. Безграничный ужас, обуявший его и почти лишивший рассудка, гнал его вперед и вперед.
Он хорошо знал, как мстят пустынные разбойники. Его воображение рисовало ему тошнотворные сцены расправы над его телом, которая будет расплатой, уготованной ему беспощадными мстителями, если он когда-нибудь попадет к ним в руки. Когда он увидел, что засада не удалась, он пустился вскачь прямо в глубь пустыни, ни о чем не раздумывая. Он знал, что этот дьявол Конан вырвет у Богры Хана имя предателя и потом кинется с ревом по его пятам с кровожадной шайкой зуагиров. И никто из них так просто не отступится от поисков бывшего товарища, вероломно предавшего их.
Слабым шансом выжить было для него направиться в безлюдные пространства Шан-и-Сорха, где нет ни дорог, ни троп. Хотя заморанец Варданес по культуре и воспитанию был достаточно утонченным горожанином, судьба в свое время свела его с отщепенцами пустынь, и он хорошо знал их обычаи и верования. Ему было известно, что они опасаются самого названия «Красная Пустыня», так как воображение этих дикарей населяло ее чудовищами и злыми духами всех мастей, каких только они могли себе представить. Почему кочевники так отчаянно боялись Красной Пустыни, он не знал и не хотел вникать. Его устраивало уже то, что этот страх поможет ему уйти от преследователей, которые не посмеют углубляться в безжизненную пустыню слишком далеко.
Но они не повернули назад. Он опережал их совсем немного, так что каждый день мог видеть за собой вздымающиеся облака пыли, поднятой зуагирскими всадниками. Он рвался вперед, не теряя ни минуты на остановки, ел и пил в седле, доводя свою лошадь до последней степени изнеможения, чтобы увеличить разрыв между преследователями и собой. По прошествии пяти дней он уже не знал, идут ли они еще по его следу, но вскоре для него это стало почти безразлично. Он исчерпал запасы воды и пищи для себя и своей кобылы и продолжал спешить только в слабой надежде найти источник воды в этой бескрайней пустыне.
Его лошадь, покрытая коркой сухой грязи, образовавшейся там, где пыль и песок налипли на взмыленные бока, тащилась вперед, пошатываясь, как неживая, ведомая какой-то колдовской силой. Теперь она была близка к смерти. За день она падала семь раз, и только удары плети вынуждали ее подняться на ноги снова. Поскольку она уже была неспособна нести его, Варданес шел пешком, ведя ее на поводу.
Красная Пустыня взяла ужасную дань и с самого Варданеса. Еще недавно красивый, как смеющийся молодой бог, он стал изможденным скелетом, обожженным солнцем до черноты. Налитые кровью глаза жутко поблескивали сквозь потускневшие, слипшиеся пучками волосы. Его потрескавшиеся, распухшие губы бессознательно бормотали молитвы Иштар, Сету, Митре и еще десяткам двум других божеств. Когда он и его дрожащая от слабости коняга вползли на вершину еще одного ряда дюн, он посмотрел вниз и увидел буйно зеленую долину с пятнами изумрудно-зеленых рощ финиковых пальм.
Среди этой плодородной долины лежал небольшой, обнесенный каменной стеной город. Высоко вознесшиеся купола и приземистые сторожевые башни возвышались над стеной с громадными воротами, полированные створы которых отражали красноватое солнце.
Город в этом пекле, уничтожающем все живое? Зеленая цветущая долина, полная буйно разросшихся прохладных деревьев, мягких лужаек и прозрачных бассейнов с лотосом, в самом сердце этой лишенной растительности пустыни? Невероятно!
Варданеса пробрала дрожь, он протер глаза и облизал пересохшие губы. Должно быть, это мираж или порождение расстроенного воображения! Одновременно какие-то обрывки полузабытых знаний времен его детства, когда он обучался разным наукам, стали возвращаться к нему, постепенно воссоздавая некое целостное представление. Это были фрагменты легенд об Ахлате Проклятом.
Он старался изо всех сил восстановить эту нить в памяти. Легенда была записана в старой стигийской книге, которую его наставник шемит держал запертой в сундуке из сандалового дерева. Даже будучи ясноглазым парнишкой, Варданес был наделен, или, скорее, отмечен как проклятием, жадностью, нездоровым любопытством и ловкими пальцами воришки. Однажды темной ночью он подобрал отмычку к замку и погрузился со смешанным чувством благоговейного страха и отвращения в изучение необыкновенного текста, полного темных зловещих описаний и смутных предсказаний древней черной магии. Написанный паучьим почерком на пергаменте, выделанном из драконовой кожи, текст представлял перечень странных обрядов и церемоний. Он был испещрен загадочными иероглифами древних царств, таких как Ахерон и Лемурия, которые процветали и пали в незапамятные времена и были известны своими таинственными колдовскими ритуалами.
Среди страниц, заполненных паукообразными письменами, встречались обрывки какой-то непонятной литургии, предназначенной для привлечения демонических субстанций из надзвездных темных сфер, из хаоса, который, по свидетельству древней черной магии, царит за пределами космоса. Одна из этих литургий содержала таинственные упоминания о «проклятом дьяволом и одержимом демоном Ахлате в Красной Пустыне, где могущественные безумные чародеи давным-давно, к своей бесконечной скорби и сожалению, вызвали в эту земную сферу Демона из Потустороннего Мира… Ахлат, где Нечто Бессмертное и Ужасное правит суд и расправу вплоть до сегодняшнего дня… обреченный, проклятый Ахлат, от которого отреклись истинные боги, превратив все вокруг него в обжигающую пустыню».
Варданес все еще сидел на песке возле своей часто и тяжело дышавшей запаленной кобылы, когда внезапно появившиеся воины со свирепыми физиономиями напали на него, скрутили и потащили вниз с каменистых возвышенностей, кольцом окружавших город, вниз и вниз в цветущую долину с финиковыми пальмами и полными лотоса прудами — вниз и еще ниже к воротам Ахлата Проклятого.
V РУКА ЗИЛЛАХ
Проснувшись, Конан медленно приходил в себя, но на этот раз все было совсем иначе. До сих пор его пробуждения означали возвращение к боли и мучениям. Он с трудом раздирал слипшиеся веки, чтобы тут же зажмуриться и потом на протяжении целого долгого дня щуриться от невыносимо сверкающего солнца. Он через силу заставлял себя подняться на ноги, чтобы брести, пошатываясь, вперед через раскаленные, как в жаровне, пески.
На этот раз он проснулся очень легко, с блаженным чувством довольства и комфорта. Его голова покоилась на шелковых подушках. Плотный тент со свешивающейся по краям длинной бахромой защищал от солнца его тело, чистое и обнаженное, если не считать свежей набедренной повязки из белого полотна.
Он вскочил на ноги, не медля ни секунды, подобно дикому животному, жизнь которого зависит от быстроты реакции. Оглядываясь вокруг, он не верил собственным глазам. Первой его мыслью было, что наконец смерть прибрала его и его дух перенесся ввысь в незатейливый старомодный рай, каким представляли его предки, где Кром — верховное божество его народа — восседает на престоле среди других богов и тысячных толп героев.
Рядом с его шелковым ложем стоял серебряный кувшин, наполненный прозрачной свежей водой.
Минутой позже, когда Конан оторвал мокрое лицо от кувшина, он знал, что, какой бы рай это ни был, природа его реальна и вполне материальна. Он пил не отрываясь, хотя по состоянию своей глотки и рта понимал, что та жгучая жажда, от которой он страдал в своем переходе по пустыне, больше не терзает его. Должно быть, какой-то караван нашел его и доставил в это укрытие, где ему оказали помощь и подлечили.
