Бери то, не бери се, командовала она, а у меня почему-то не было сил сопротивляться. Я действовала, как во сне или под гипнозом, ощущая полную нереальность происходящего. Это ощущение нереальности навалилось сразу, стоило мне переступить порог квартиры. Здесь было все мое и все чужое одновременно. И такое чувство, как если бы я не была здесь не одну ночь, а тысячу лет! И в то же время — словно я вовсе не выходила отсюда, а Луи в больнице и Мелани я видела, например, вчера по телевизору и они не имели ко мне никакого отношения! Как и эта бойкая толстуха, которая пьет кофе из моей чашки и распоряжается сейчас в моей квартире. А что, если ее выгнать? Мол, у меня своя жизнь и я не собираюсь менять ее!
«Мамочка, ты ведь больше не потеряешься никогда, правда?» — голосок Мелани, но перед глазами не ее лицо, а счастливые толстяк-папаша и девчушка с мороженым из кафе…
— Мамочка! — закричала Мелани и со всех ног бросилась ко мне, лавируя среди детей, со звонком хлынувших во двор школы, совсем как машина под руководством Элис, пару минут назад мчавшаяся среди потока другого транспорта. — Мамочка! — Обхватила меня за талию и зарылась лицом в моей юбке. — Мамочка! Мамочка!
— Вообще-то можно было бы и поздороваться с тетей Элис, — с деланной обидой заметила Элис.
Мы приехали за несколько минут до звонка и у ворот школы ждали Мелани.
— Ох! — вздохнула девочка, отпустила меня и протянула ей руку. — Мы же виделись, тетя Элис! Ладно, привет! Как дела?
— На, перекуси, детка. — Элис протянула Мелани на заднее сиденье пакет с бутербродами, которые она успела сделать у меня дома. — Сок купим по дороге. — Машина рванула вперед. — Для тебя и для папы, может, ему уже убрали трубку изо рта.
— Спасибо, тетя Элис. — Мелани открыла пакет и, достав бутерброд, протянула его мне. — Будешь, мамочка?
Она предложила бутерброд мне прежде, чем начала есть сама! И снова угадала, что я голодна: я ведь до сих пор не успела перекусить, вернее просто забыла об этом…
— Спасибо, ангел.
И мы обе стали есть, улыбаясь и любуясь друг другом. Совсем как те папа и дочка в кафе…
— С ума сойти, до чего же похожи! — изумленно выдала Элис, поглядывая на нас в зеркало заднего обзора, и с той же интонацией сообщила это Луи, когда мы вошли в палату.
Его глаза радостно вспыхнули, но лицо выглядело еще более бледным и осунувшимся. Оно и понятно: дыхательная трубочка по-прежнему торчала у него изо рта. Трудно не похудеть, если все питание поступает только через капельницу. Но сейчас капельницы временно не было, и в ответ на вопросы Луи мог коряво выводить левой рукой на листах прикрепленного к кровати блокнота «да» или «нет».
Мелани подробно рассказывала о наших с ней событиях вчерашнего вечера, Элис передавала приветы от сослуживцев, а я рассматривала Луи. С отросшей за сутки щетиной на щеках он казался старше и поэтому еще сильнее напоминал моего Нестора. И в этом была какая-то мистика: Луи похож на Нестора, а Мелани удивительно похожа на «папочку», да еще Элис заявляет, что она похожа и на меня. Впрочем, это заметила вчера и я сама, но старательно гнала прочь такие мысли: Мелани наша чудесным образом родившаяся дочь — моя и Нестора…
— Ты не переживай, Луи, — говорила Элис. — Скорее поправишься, если не будешь переживать зря. Мы с Надин подружились. Беседовали до утра! Ты можешь себе представить, Виньо, чтобы я беседовала кого-то до утра?
Боже мой, опять это слово! Я вздрогнула, а Мелани вдруг сказала:
— Ты опять забыла, тетя Элис? Я же тебе сто раз объясняла: беседовать с кем-то, а не кого-то. Правда, мамочка?
— Правда, ангел. Извини, Элис, — сказала я и вдруг поймала себя на том, что моя рука сама гладит волосы Мелани!
— Теперь моя мамочка никогда больше не потеряется! Знаешь, она обещала тете Элис! Правда, папочка, наша мама — самая лучшая? — И, как котенок, потерлась щекой о мою руку!
Глаза Луи влажно заблестели. Мои, по-моему, тоже. Луи начал писать в блокноте. Писал довольно долго и потом, пристально глядя мне в глаза, пододвинул блокнот.
— Ты бы ответила, — ободрила Элис. — Мало ли кто!
— Слушаю. — Вообще-то, я ни секунды не сомневалась, что это Нестор.
— Восточные слабости! — провозгласил он. — Как тебе формулировочка? Нечего, а?
— Смешно. Извини, я тебе перезвоню. Я сейчас в…
— Опять в полиции, что ли?
— Нет, в больнице!
— Понимаю, понимаю. Суперполицейские, суперврачи! Копишь впечатления?
— Прекрати, Нестор!
Боже, зачем я произнесла его имя, вон как напряглась Мелани.
— Надин, передай ему привет от меня, — попросила Элис. — Это ее друг, Мелани, тоже писатель, — объяснила она.
— Правда? Ты его знаешь? — заинтересовалась девочка.
— Слушай, не злись, Надин, — сказал Нестор. — Надеюсь, с тобой все в порядке?
— Да. Тебе привет от Элис. Пока, — пробормотала я, отключая связь как таковую, а тем временем «наша общая» находчивая подруга рассказывала Мелани, какой замечательный писатель «мамин друг».
Луи озабоченно посмотрел на меня и опять заработал в блокноте левой рукой.
— Да. Очень! — Я заставила себя улыбнуться.
Луи вдруг неожиданно проворно поймал мою руку и погладил ею себя по щеке. Я нагнулась и поцеловала его. Он погладил меня по лицу. Я поцеловала еще раз. Ну и что, что здесь Элис и Мелани? В конце концов, он ее папа, а я — ее мама!
Глава 19,
в которой Нестор спросил
— Слушай, а кто такая Элис? И вообще, что происходит? Мобильник твердит, что «абонент недоступен», дома тебя нет вторые сутки.
— Элис — моя подруга, — честно сказала я. Проводив сегодня Мелани в школу и приготовив обед, я радостно обнаружила, что еще только восемь и до ее возвращения у меня почти пять часов! Я включила компьютер Луи, намереваясь поработать. Этой ночью я придумала первую сцену романа, ее следовало записать, да и пунктирно — весь остальной сюжет, который до сих пор существовал лишь у меня в голове. И все это срочно отнести в издательство, чтобы заключить новый договор!
Перед пустым экраном я просидела с полчаса — первая фраза, такая гладкая и красивая ночью, вдруг бесследно испарилась! Но дело было не только в забытой фразе: в квартире Луи я никак не могла сосредоточиться. Вчера я весь вечер провела с Мелани, не уставая удивляться этому маленькому чудесному существу; уложила ее спать, сама тоже легла непривычно рано и, засыпая, спокойно придумала первую фразу и первую сцену. Все было хорошо, потому что тогда в больнице после звонка Нестора я решительно приняла игру: Мелани — моя дочь, я — ее мама. Даже героиню романа я представляла в виде взрослой Мелани, а утром во мне опять активизировались сомнения. Сомнения сомнениями, но роман-то писать надо! И я поехала к себе домой, надеясь, что в привычной обстановке я смогу поработать хотя бы оставшиеся три часа.
Я оказалась права и очень быстро напечатала эту самую первую сцену, да и забытая фраза сама собой всплыла из небытия. А потом позвонил Нестор. Не могу сказать, что он застал меня врасплох — я
