— Ваш кофе, мсье, — сказали за дверью.
— Ты хочешь кофе? — спросил меня Бруно.
— Нет.
— Не нужно! — крикнул он. — Унесите назад!
— Но, мсье…
— Оставьте меня в покое!
— Что с тобой, Бруно? — Никогда прежде я не видела у него таких взрывов ярости.
— У меня эрекция! У меня все утро и весь день была эрекция! Я ждал тебя, я так хотел тебя! У меня и сейчас эрекция! Видишь?! Это все из-за тебя! Почему ты не пришла сразу? В постели с любой женщиной я закрываю глаза и представляю, что рядом ты! Только ты!..
Боже мой! Как он мерзок! И дело не в каких-то там эфемерных признаках его старости, не в его преждевременном вожделении, и даже не в убогости комнатенки! Просто передо мной совершенно чужой и неприятный мне человек! Да, неприятный, пошлый и такой же убогий и жалкий, как эта обстановка, как моя мечта… Что может быть омерзительнее убогой мечты?
— А ты морочишь мне голову какими-то цифрами! Я схожу с ума по тебе! Ты не могла прийти сразу? Ну, пожалуйста, скорее! Ну, хотя бы возьми в руки!
Он потянулся ко мне. Жалкий и омерзительный… Отшатнувшись, я попятилась к двери.
И этого человека я любила всю жизнь?..
Глава 3, в которой я оказалась на платформе
На платформе я оказалась именно в тот момент, когда к ней подошла электричка. Почему я пошла на платформу, а не в метро, почему не попробовала поймать такси? Я давно была бы дома, а не тащилась бы сейчас под ледяным дождем по этой паутине путей к какой-то неведомой станции. Но в тот момент окончательно рухнула главная иллюзия моей жизни, всей моей жизни! У меня не было и не будет другой, но та, что была, была наполнена Бруно, мечтой о нем и редкими часами счастья с мужчиной, которого я любила…
Но разве я любила этого голого в очках, который остался неудовлетворенным в «нашей» гостинице? Или он изменился? Так кардинально? Или изменилась я, если раньше не видела в нем никаких недостатков? Или все-таки что-то видела, если много раз пыталась порвать с ним?
Впрочем, как бы я ни оплакивала рухнувшие иллюзии всей своей жизни, я не могла не ругать себя за бегство из гостиницы. Разве я умерла бы, если бы еще раз переспала с Бруно? Во всяком случае, сейчас не мерзла и не мокла бы неизвестно где.
Мысли путались и вертелись вокруг одного и того же, под ногами в темноте путались и переплетались рельсы, я замерзла так, что мне казалось, будто бы я ступаю по шпалам босыми ногами, спина разламывалась, не хватало еще, чтобы меня скрутило прямо на путях… Только бы выбраться отсюда!
На краю платформы под фонарем громоздились какие-то огромные коробки. От холодильников, зачем-то подумала я. Возле них стоял полицейский. Тоже огромный и очень внушительный в просторном клеенчатом плаще. Черный плащ мокро блестел в свете фонаря, а полицейский, яростно жестикулируя внутри своего облачения, беседовал с этими коробками. Я зажмурилась и потрясла головой. Никакого эффекта: полицейский по-прежнему общался с коробками.
Я решила пройти вдоль платформы и забраться на нее как можно дальше от странного полицейского. Трудно доверять человеку, запросто болтающему с картонной тарой. Но, вероятно, я слишком пристально смотрела на него, потому что, едва я поравнялась с «собеседниками», полицейский воскликнул:
— О! Господа туристы, вашего полку прибыло! — И бросился ко мне.
Коробки тоже зашевелились и начали поворачиваться. От ужаса я была не в состоянии сдвинуться с места и глупо пролепетала:
— А далеко еще до Парижа, мсье?
Полицейский засмеялся и протянул мне руку.
— Лезь сюда, разберемся! Ты откуда?
— Я… я…
Неужели я должна назвать ему свой адрес? А вдруг он не полицейский, а просто псих, который нарядился в форменный плащ?
— Да не бойся ты, никто у тебя ничего не отберет, давай держись!
Он по-прежнему протягивал мне руку и улыбался, а я только сейчас поняла, что прижимаю к груди не только свою сумочку, но и оба каблука туфель. Значит, я их все-таки сломала…
— Вот глупая! — Из одной коробки выглянула радушно осклабившая небритая рожа, в двух других тоже оказались какие-то обитатели. — Это же кавалер де Грийо, он мухи не обидит! А то давай ко мне под крылышко, живо согрею! — И, поддерживая коробку, как раковину, улиткой засеменил ко мне.
— Кого это ты, Матье, греть собрался? — Из другой коробки выглянула особа женского пола. — Я пока что еще твоя жена!
— Подожди-ка, папаша Матье. — «Кавалер де Грийо, который мухи не обидит» отстранил его, неожиданно легко спрыгнул на рельсы и со словами: — Эка ты дрожишь, милая! — водрузил меня на платформу и как-то по-кавалерийски забрался на нее сам. — Ваша подруга? — обратился он к владельцам коробок.
— Еще чего, сержант! — возмутилась жена гостеприимного Матье. — Ты же знаешь, мы всегда втроем: я, муж и Рыжий.
— В прошлый раз твоим мужем был Рыжий, а не Матье. — Сержант почесал нос.
— Да ну ее, — пробасил из своей коробки тот, кого называли Рыжим. — Сколько можно! Пусть теперь Матье, я целый год мужем был. Баста!
— Значит, она не с вами? — уточнил сержант и снова почесал нос. — А ты что скажешь? — спросил он меня и все-таки чихнул. — Ну и погодка! Ты точно не из их компании?
Он смерил меня взглядом. Наверняка я выглядела совсем не лучше этой дружной семейки клошаров.
— Сержант, — начала я и почувствовала, что еще миг — и расплачусь или хуже того, упаду, потому что ноги, сговорившись со спиной, больше не желали меня держать. — Сержант, это недоразумение…
— Слышь, тетка, — сочувственно произнес Рыжий, — хочешь, я могу жениться на тебе. Вдвоем оно легче. Летом — в Париже, к зиме на юг переберемся…
— Помолчи! — оборвал его сержант. — Так что с вами случилось, мадам?
Я не смогла ответить сразу. Как объяснить абсолютно постороннему человеку, тем более полицейскому, что случилось со мной?
— Не видишь, что ли, Грийо, — вмешалась жена Матье, — замерзла девка, потерялась. Новенькая, небось, а мы-то люди привычные. На-ка вот, — она извлекла из глубин коробки какую-то жуткую тряпку, — заверни шею, теплее будет. Тебя как звать-то?
— Клер, — машинально ответила я, стуча зубами от холода, но прикоснуться к ее щедрому дару не рискнула. — Сержант, скажите, как называется эта станция?
— Ля-Ферто-Гош. — Он задумчиво смотрел мне в глаза. — Что же мне с вами-то делать?
— Ничего с нами не надо делать, — сказал Матье. — Мы на станции в тепле посидим и уйдем до пяти. Никаких проблем тебе, кавалер, с нами не будет. Ты же знаешь, мы чистые, аккуратные. Никто ничего не заметит.
— Не торчать же нам под дождем? — привела довод его подруга. — Это ж и околеть можно. Март называется! Я тебе говорила, Матье, рано нам еще в столицу, это в Марселе давно весна, а тут!..
— Тут прямо Сибирь какая-то! — поддержал ее Рыжий. — Хрен знает, что с погодой устроили! Лет двадцать назад скажи мне, что в Париже снег в марте, нипочем бы не поверил…
Сержант нетерпеливо махнул рукой.
— Проваливайте все отсюда! Чтоб я вас на своем участке не видел!
