не обращая внимания на то, что происходит с остальными. Я выдал им взрывчатку, необходимую для минирования моста.
Мы прекрасно понимали, что нами пожертвовали для решения этой задачи. Но мы были готовы. Среди нас нашлось бы в десять раз больше добровольцев для выполнения приказа. Ярость битвы, ночная темнота, эффект внезапности и паника в рядах противника могли помочь нам.
К несчастью, на выходе из деревни мы были вынуждены задержаться. Здесь были установлены несколько советских противотанковых орудий. Они обстреляли нас. Нам пришлось вступить в кровавую рукопашную схватку на опушке елового леса с его тысячами ловушек. Половина наших офицеров погибла. Остальные собрали солдат для нового рывка. В течение получаса все должно было решиться. Советские танки подходили отовсюду. Взорвался второй немецкий танк. Немецкое командование очень берегло оставшиеся машины. Командир танкового отряда получил приказ быть осторожным. Но чтобы добиться успеха, нам следовало пойти на риск и, возможно, потерять все 4 оставшихся танка. Только в этом случае несколько наших солдат сумели бы проскочить к мосту и взорвать его.
Мы с ужасом увидели, как уцелевшие немецкие танки начали отходить, отстреливаясь. Наши мертвые лежали на дороге повсюду, наши раненые сами брели назад без единого стона.
Красные, видя отступление наших танков, снова приободрились. После перепуганных детишек, с которыми мы легко справились, на нас бросили специальный батальон прирожденных убийц, смертоносных гигантов с бритыми головами.
Тем не менее наши парни, упрямые, как ослы, не собирались отступать даже перед такими. Но советские танки с ревом подходили все ближе, грохот их гусениц сотрясал воздух. И снова 15 русских танков ворвались в деревню.
Немецкие танки не отвечали. Они уже прошли эту деревню и сейчас отходили к Ноэла, желая как можно быстрее оставить позади опасную дорогу, вьющуюся между елями. Предрассветная мгла уже начинала редеть, и пожары сияли уже не столь ярко.
Наши солдаты, которых вражеские танки на длинном пути обогнали без труда, лишь с большим усилием сумели пробраться по лесу к той деревне, откуда началась наша атака. 4 немецких танка уже стояли там, изо всех сил стараясь сдержать напор советских танков. Я поспешно организовал нечто вроде оборонительного рубежа.
Мы потерпели неудачу. У меня остались всего 110 человек. 4 немецких танка составляли нашу главную ударную силу. Я допросил захваченных пленных. Они охотно сообщили, что ночью реку Эмайыги пересекли более 30 советских танков.
Примерно 15 из них расстреливали дома, рядом с которыми мы находились, один за другим, словно сбивали кегли.
День 25 августа стал самым драматическим в ходе битвы за Дерпт. Часы показывали уже 04.30. Несмотря на всю нашу отвагу, превосходство в людях и технике принесло красным победу. Они уже вклинились на 10 километров к северу от Эмайыги. Дерпт находился на южном берегу реки.
Мы столкнулись с чрезвычайными трудностями. Как мы, сто человек на импровизированной линии у Ноэла, сумеем удержаться? И даже если нам это удастся, нас ведь могут обойти с флангов. Другие дороги выходили из леса далеко справа от нас.
Я послал радиограмму, сообщая генералу Вагнеру о сложившейся критической ситуации. Никакого ответа, и по вполне понятной причине. Русские только что форсировали Эмайыги и на восточном фланге его сектора. В 09.00 Дерпт был внезапно захвачен красными, которые тут же без задержки переправились на другой берег реки.
Мы сами ввязались в столь жестокий бой, что совершенно не имели времени думать о происходящем на других участках фронта. Мой командный пункт дважды за два часа накрывала артиллерия. Я сам не пострадал, если не считать царапин на шлеме, но радиостанция была уничтожена. Мой автомобиль вышел из строя, так как все четыре его шины были продырявлены.
Я расположился в открытом поле, поддерживая связь с ротами только с помощью посыльных.
Я видел, как один за другим подходят мои парни, измученные, раненые, покрытые пылью и кровью, но все-таки улыбающиеся. Дорога Дерпт — Ревель оставалась у нас в тылу. Люди тащились к ней, с трудом забирались на грузовики, которые сотнями неслись на север, оставляя за собой пыльные вихри.
Наши роты отходили компактными группами, чтобы иметь возможность хоть как-то притормозить продвижение русских. Они сражались как черти, тащили на руках противотанковые пушки между елями, чтобы прикрыть тыл.
Самым важным для нас было заблокировать главные пути. Армия не может протащить тяжелую технику сквозь лес и через овраги. Только два советских танка сумели прорваться. Они появились слева от нас, словно огромные слоны, всего в 20 метрах. Мы позволили им пройти беспрепятственно, собираясь изолировать их. Хотя танки ненадолго перерезали дорогу из Дерпта, в конце концов они были уничтожены.
Минул полдень. Мы все еще держались на хребте, контролирующем дорогу из Ноэла, имея за спиной дорогу Дерпт — Ревель. Посыльный доставил мне приказ немедленно прибыть на командный пункт генерала Вагнера.
То, что я увидел в километре позади наших позиций, было форменным апокалипсисом. Насколько видел глаз, повсюду царила самая ужасная паника. Все эстонские солдаты удирали по песчаным дорогам. Крестьянские телеги перемешались с грузовиками. Вся дорога была в огне. Женщины кричали и лупили палками своих коров, которые не могли больше идти. Обочины были усыпаны подсумками, ранцами, патронными цинками, фляжками, мертвыми овцами, птичьими клетками. И вот эта бурлящая и вопящая человеческая река — гражданские, солдаты, эстонцы — неслась к Ревелю.
Командиры корпусов метались, как зеленые лейтенанты, пытаясь собрать остатки немецких войск, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление.
Меня также ожидало новое задание. Кроме обороны Ноэла, я должен был организовать линию обороны Парна — Ломби — Кеерду позади Дерпта. Красные наступали с запада и с востока, чтобы соединиться. Все, что можно было наскрести, следовало бросить в бой на этой линии сегодня же вечером.
У меня не осталось никого, кроме раненых и штабных писарей. Мы бросились в Марию-Магдалину вдоль прекрасных голубых озер, игравших всеми красками лета, совершенно безразличных ко всему происходящему вокруг. Я пригласил только добровольцев. Наши отважные старые товарищи из административных служб сделали шаг вперед. В конце концов, какой прок от канцелярских работников в данный момент? Добровольцы захлопнули свои гроссбухи. Легионеры старше 60 лет, которые готовили суп и резали хлеб с 1941 года, оставили свои поварешки и ножики, чтобы взять панцерфаусты.
Их спокойная отвага заставила слезы выступить на глазах. Все наши раненые, которые еще могли ходить, тоже встали в общую шеренгу. У меня остались всего два офицера. У одного была прострелена рука. Второй получил в грудь осколок гранаты. Но оба встали в первую шеренгу этого героического маленького отряда.
Нас осталось всего 60 человек, и я повел их. Через два часа мы встретились с русскими, поспешно вырыли себе какие-то лисьи норы и укрылись за стогами сена. Ночь уже была близка. Мы приготовились к встрече с врагом.
Во второй половине дня все говорило о том, что надвигается быстрый и страшный крах всей линии на хребте у Ноэла. Собрав всех раненых и тыловиков, я поспешил занять позиции на холме, где мы провели это ужасное утро. Мои солдаты, хотя их стало заметно меньше, все еще удерживали позицию.
Опустилась темнота. Наш барьер стоял непоколебимо. Тем временем командование сумело наскрести кое-какие силы и прикрыло наши фланги. Из Ревеля, столицы Эстонии, на грузовиках прибывали все, кого удалось отловить.
Ночью положение неожиданно улучшилось. Оказалось, что красные выдохлись. Больше не могло
