который повел его этим роковым путем.
Я был уверен, что в каждом доме и в каждой повозке на дороге люди плакали или молились в этот момент. Но я уверен, что никто не произнес и слова упрека. Никто не жалел себя. Наоборот, все они жалели Гитлера.
Он исчез вместе с гибнущими богами, среди грохота, возвещающего о конце мира, который напоминал величественные оперы Вагнера. И по завершении этого он должен был воскреснуть в воображении людей с совершенно фантастическим реализмом, продолжая эпос, который никогда не завершится.
Но что случится завтра? На что будет похож первый день после столь ужасной потери?
Фюрер погиб, Берлин потерян.
На юге рейх стоял на коленях.
Север постепенно захлестывала приливная волна.
Армии больше не сражались, но не потому, что им не хватало отваги или дисциплины, а потому, что больше не существовало ни одного фронта, не было танков, не было боеприпасов, не было связи. Дороги превратились в километры страданий, голода и крови. Смерть Гитлера означала конец борьбы в Германии.
В 05.00 мой маленький «Фольксваген» остановился перед вывеской кузницы. В Бад-Зедеберге мой второй адъютант услышал по радио известие о смерти Гитлера. Он сразу понял, что все разваливается на куски. Поэтому он повернул назад и во второй раз был вынужден продираться сквозь встречный поток беженцев, чтобы успеть спасти меня. В результате за 8 часов мучений он сумел кое-как преодолеть 40 километров.
Я немедленно поехал с ним.
На дороге столкнулись тысячи грузовиков.
Чем ближе мы подъезжали к Любеку, тем сложнее было ехать. Танки союзников подталкивали нас в спину.
В 10 километрах от Любека дорога проходила через лес, перед тем как войти в город. Все перемешалось. Колонны огромных сине-белых грузовиков шведского Красного Креста пытались пробиться на восток, чтобы помочь освободившимся политическим заключенным, которые бежали из Варена и Шверина. Они тоже пытались сбежать от советских войск.
Так как все пытались прорваться, двигаться не мог уже никто вообще. Я решил действовать нестандартно и поднял свой «Фольксваген» на трамвайные пути, которые проходили рядом. Таким образом мы проделали последние километры по рельсам, словно цирковые канатоходцы.
В Любеке сияло солнце. Гордый ганзейский город мало пострадал от бомбежек. Его старинные дома из обветренного кирпича и готические церкви из славного прошлого, когда корабли Ганзейского союза бороздили волны Балтики и Северного моря, отчетливо вырисовывались на фоне сияющего неба.
На каждом перекрестке мои фельджандармы ожидали валлонов и фламандцев, чтобы направить их в Бад-Зедеберг. Я нашел первую группу своих солдат в казармах Любека. Как только большая часть солдат присоединится к нам, мы образуем в Бад-Зедеберге грозный кулак для тех задач, которые могут появиться.
Но лично я уже принял твердое решение. Либо судьба добровольцев, сражавшихся против большевиков, будет точно определена при подписании перемирия, либо мы, как иностранцы, не будем считать себя связанными теми документами, которые подпишут немцы. Мы будем сражаться как дьяволы до тех пор, пока нам не гарантируют почетную капитуляцию и человеческое обращение. Так как я был основателем легиона, чтобы добиться этого, я решил отдаться в руки бельгийской политической полиции, но при том условии, что моя кровь, принесенная в жертву ненависти, выкупит спасение для моих товарищей по Восточному фронту. Иначе мы будем продолжать сражаться даже после подписания перемирия.
Мои солдаты не ничтожества. Наша последняя битва запомнится надолго.
Увы! Через несколько часов налетел новый шторм и опрокинул мои планы. Я попытался договориться об этом снова в Копенгагене и даже в Осло, но тайфун разметал нас в стороны.
Я оставался в казармах Любека до начала вечера.
Я отправил первое подразделение в Бад-Зедеберг. Я намеревался присоединиться к ним позднее, после встречи с Гиммлером, и отправился в Маленте.
Гиммлера там не было. Новости приходили просто катастрофические. Англичане заняли Шверин и отрезали армию, возвращающуюся из Мекленбурга. Атмосфера царила мрачная до предела.
Высшие полицейские чины бегали по ферме и о чем-то шептались по углам. Они грустно сообщили мне, что Гиммлер пропал, причем никто не знает, куда именно. И совершенно никто не мог сказать, когда он вернется.
Я вернулся к своему «Фольксвагену». Валлонский легион отныне был предоставлен самому себе. И я снова помчался на юг, к Любеку и Бад-Зедебергу.
Время уже подошло к 16.00.
Я только что выскочил из Маленте и добрался до шоссе на Ойтен, как столкнулся с новыми проблемами. Каждый километр шоссе был превращен в нечто неописуемое британскими штурмовиками. Раненые женщины и дети с переломанными ногами, их кости были перебиты ужасными зажигательными пулями — все они лежали на обочинах и на порогах домов, напрасно ожидая помощи.
От Любека до Ойтена на землю сошел апокалипсис. Сотни повозок беженцев и сотни военных грузовиков пылали. Шоссе превратилось в сплошную ленту огня. Водители либо лежали мертвыми на обочинах, либо сбежали в поле.
Увидеть карту дорог можно было, просто подняв глаза к небу. Штурмовики пикировали шеренгами по шесть самолетов в ряд, обстреливали цели, потом делали широкий разворот и снова принимались за свою адскую работу.
Я ехал вперед, пока очередной штурмовик не спикировал на дорогу. Тогда я загнал свой «Фольксваген» между двумя горящими грузовиками. Это было наилучшее место. Машина была более или менее скрыта вихрем огня и дыма. Как только стрельба прекратилась, я прыгнул в машину и проехал еще 500 метров, прежде чем началась новая атака.
Немецкий шофер сказал мне, что англичане уже в Любеке. Я не поверил ему. Утром немецкие войска все еще занимали Гамбург. Нет, это полная ерунда. Этого просто не может быть.
Мы добрались до развилки на Бад-Зедеберг. Пулеметный огонь тут был просто ужасающим. Солдаты разбегались от дороги в разные стороны, словно помешанные.
Я подошел к майору, который пытался собрать их. Все его грузовики, стоявшие неподалеку, горели. Он сообщил мне кое-что новое. Любек сдался в 16.00, не сделав ни единого выстрела. В госпиталях города находились более 20 ООО раненых. Мосты не были взорваны. Английские танки шли вперед, даже немного опередив нас.
А Бад-Зедеберг?
И тут я получил последний удар. Бад-Зедеберг тоже пал.
Этим утром Гамбург был объявлен открытым городом. Английские танки немедленно прошли через него и продвинулись еще на 100 километров на север без боя. Штурмовики старательно уничтожали все у них на пути. Бад-Зедеберг был занят после полудня.
Я просто оторопел. В полдень я еще был со своими товарищами, которые спаслись из Мекленбурга. И буквально через несколько часов мы оказались разлучены. Я не мог спасти их и не мог разделить с ними их страдания. У меня остались только два офицера и один солдат. Все погибло. Катастрофа обрушилась на меня, как башня падает на случайного прохожего. Мне не оставалось ничего иного, как попытаться спастись от надвигающегося шторма.
Несмотря ни на что, я все-таки надеялся найти кого-нибудь из своих парней в Дании.
