соседнюю дверь, в буквальном смысле. Тем более вдвоем.
— Только все равно это глупость. Или нет?
— Ты помни другое: ты делаешь что-то интересное, а Шарлотта — нет. А если нас застукают, я скажу, что это я тебя заставила. Под дулом пистолета. Я же американка. Никто не удивится, что у меня есть оружие.
Мы еще ускорили шаг, почти бегом продвигаясь по жилому кварталу, примыкавшему к Вексфорду. Почти во всех квартирах горел свет, было видно, что там пьют и веселятся. Во многих окнах светились экраны телевизора — уже знакомый всем бело-красный логотип новостей Би-би-си мерцал в темноте. Мы резко свернули влево у лавки сапожника с закрытыми на ночь ставнями и последний квартал до задней двери Олдшота пробежали бегом.
Олдшот был точной копией нашего корпуса, вот только на барельефе над входной дверью было написано «МУЖЧИНЫ». Но даже и без этой подсказки было понятно, что тут живут представители сильного пола. Многие окна Готорна украшали затейливые, нарядные занавески, на подоконниках стояли растения или еще какие-нибудь украшения. Даже свет там выглядел другим, потому что девчонки привозили с собой абажуры, которые рассеивали и подкрашивали свет ламп. В Олдшоте никто не менял занавески — все они были стандартного серо-зеленого цвета. Если что и украшало подоконники, так только батареи банок и бутылок или — у некоторых выпендрежников — книги. Все лампочки были одинаковыми. Удивительно, насколько по-разному могут выглядеть два однотипных здания.
Я уже видела нашу точку проникновения — пожарный выход, дверь чуть приоткрыта, потому что в щель засунута книга. Мы перебежали через улицу и, прижавшись к стене здания, прокрались под окнами первого этажа. Я протянула руку и осторожно открыла дверь, мы проскользнули внутрь. Я аккуратно прикрыла дверь.
— Получилось! — прошептала Джаза.
— Вроде как.
— Что теперь? Просто ждем?
— Наверное.
— Мы тут как-то слишком на виду.
— Пожалуй.
Мы тихонько подобрались к внутренней двери, которая вела на первый этаж Олдшота. Из-за нее доносились мужские голоса и звук телевизора. Мы с Джазой прижались друг к другу, не зная, что делать дальше, но тут этажом выше открылась еще какая-то дверь. Через перила перевесилась кучерявая голова Джерома, он поманил нас к себе.
— Я отключил сигнализацию, — сообщил он. — Тайный навык старосты. Все остальные внизу, у телика.
Он, похоже, был страшно доволен собой. Все вместе мы поднялись еще на два пролета и оказались у следующей двери. Выглядела она гораздо внушительнее: засов во всю ширину и красная надпись: «НЕ ОТКРЫВАТЬ: ДВЕРЬ ПОД СИГНАЛИЗАЦИЕЙ». Джером распахнул ее резким движением. Я ждала, что взвоет сирена, но этого не случилось. И мы совершенно внезапно оказались на широкой крыше Олдшота, в ясном студеном воздухе, и больше над нами не было ничего, кроме неба.
— Ничего себе! — произнесла Джаза, с опаской выходя на крышу. — Я это сделала. Мы это сделали. Взяли и сделали.
Несколько мгновений мы просто упивались свободой. Джаза осталась на месте, а мы с Джеромом подошли к самому краю. Внизу отчетливо были видны наша площадь, другие корпуса, соседние улицы. Все было ярко освещено — горели все фонари, ни одного темного окна или витрины. Небоскребы Сити — делового района Лондона, расположенного рядом с нашим, — казались маяками, озарявшими ночь еще более ярким светом. Лондон не спал, Лондон следил за событиями.
— Здорово, да? — сказал Джером.
Было действительно здорово. Я поняла, что ради этого и приехала. Ради этого вида. Этой ночи. Этих ребят. Этих ощущений, наполнявших воздух странным гулом.
— Полагаю, здесь не опасно, — проговорила Джаза, подходя поближе и обхватывая себя руками, чтобы согреться. — Здание заперто, а сюда так запросто не заберешься. Плюс вокруг полно полиции. И вертолетов.
Она указала на яркие прожекторы вертолетов, паривших в небе как огромные пчелы. С нашего места было видно целых три. Весь город был под наблюдением.
— Я думаю, что сейчас это самое безопасное место во всем Лондоне, — сказал Джером. — Главное — не свалиться.
Джаза попятилась. Я всматривалась вниз. Если упасть, рухнешь прямо на булыжник. Когда я снова подняла глаза, оказалось, что Джаза отошла к другому краю. Теперь мы с Джеромом вдвоем смотрели на небо и на площадь.
— Стоило того? — спросил он с улыбкой.
— Пока — да, — ответила я.
Он усмехнулся, отступил от края и сел.
— Время почти то самое, — сказал он. — А нам ни к чему, чтобы нас тут заметили.
Я села с ним рядом на холодную крышу. У Джерома все оказалось готово — в компьютере было открыто сразу несколько окон: сайты новостей и сайты про Потрошителя.
— Тебе ведь все это нравится, да? — спросила я.
— То, что людей убивают, мне не нравится, но… да, нас потом будут спрашивать, где мы были в тот самый момент. А момент-то исторический. Я хочу потом вспоминать, что я был в необычном месте, не там, где все. К примеру, здесь, на крыше.
Какой у него был вид… ветер раздувает волосы, профиль, прорисованный полусветом… Я теперь воспринимала Джерома по-иному. Он был уже не просто дружелюбным и странноватым пацаном, моим одноклассником. Я оценила его ум. Его авантюризм. Его ведь выбрали старостой, а это о чем-то да говорит. Я почувствовала, как во мне расцветает особая приязнь.
— И что теперь? — спросила, подходя, Джаза.
— Будем ждать, — ответил Джером. — Кэтрин Эддоуз убили между сорока и сорока пятью минутами второго. Так что уже скоро.
Часы показали 1.45. Потом 1.46, 1.47, 1.48, 1.49…
В новостях крутили одни и те же ролики, заполняли время повторяющимися кадрами: полицейские машины едут по улицам. Мне сделалось не по себе: вот мы сидим на крыше и ждем, когда кого-то убьют. Было ясно, что корреспонденты уже исчерпали запасы воображения на предмет, как бы еще сказать «пока ничего не случилось». Вернулись к описанию третьего трупа. Пришло подтверждение, что это действительно третье убийство, совершенное Потрошителем. Самое стремительное из всех — ножом по горлу.
Два часа. Пять минут третьего. Джаза встала, принялась подпрыгивать на пятках и растирать себе плечи, чтобы согреться. Я видела, что азарт ее тает с каждой минутой.
— Я хочу домой, — сказала она наконец. — Не могу больше здесь торчать.
Джером взглянул на нее, потом на меня.
— Ты хочешь остаться или…
В голосе слышалась легкая грусть. От этого у меня по всему телу побежали мурашки. Но отпускать Джазу одну было немыслимо, да, собственно, и самой потом возвращаться в одиночестве — тоже.
— Ладно, — сказала я. — Мы пойдем домой, вместе.
— Наверное, так оно и лучше, — сказал Джером.
Он спустился с нами по пожарной лестнице, довел до задней двери.
— Вы там поаккуратнее, — сказал он. — Пришлите эсэмэску, как доберетесь, ладно?
— Ладно, — ответила я. Слегка улыбнулась. Не удержалась.
Дверь захлопнулась, мы снова оказались на холоде. Возвращаться длинным окольным путем мне не хотелось — к частности, и потому, что по Восточному Лондону все-таки рыскал Потрошитель. Самый прямой и безопасный путь — перебежать через площадь, только именно здесь нас могут запросто застукать власти предержащие. Опасно заходить на Готорн в лоб. Но я все-таки хотела рискнуть.
