ничего не стоит стереть тебя с лица земли… Сейчас в ножны саблю! — крикнул Меншиков.
— Убейте меня, князь, если вам нужна моя жизнь, но не оскорбляйте постыдным прозвищем, — тихо промолвил Долгоруков, вкладывая свою саблю в ножны.
— А я повторяю, ты — вор девичьей чести.
— Ошибаетесь, князь! Я люблю княжну Марию, люблю сильнее жизни, но на её честь не посягал.
— Довольно! Слушай моё решение: если ты хочешь целым быть, то чтобы завтра же тебя не было в Питере. Не то не миновать тебе Сибири!
— Куда я должен ехать?
— Куда хочешь, только подальше от Питера… Я пошлю тебя на Кавказ.
«Уехать на Кавказ? Расстаться с милой княжной? Нет, я не могу, не могу», — подумал Долгоруков и не совсем твёрдым голосом проговорил:
— На Кавказ я не поеду, ваша светлость!
— На Кавказ не поедешь, так в Сибирь прогуляешься… Выбирай, что ближе и что для тебя лучше! Только жалея твоего отца, князя Василия Лукича [5], я на Кавказ тебя отправляю… Помни это!..
— Дайте мне хоть три дня срока! Я должен собраться.
— Ни одного дня!.. Завтра ты выедешь на Кавказ… Я к командующему на Кавказе генералу Митюшину приготовлю письмо, ты свезёшь его и там останешься… Слышишь? А теперь ступай!
Молодой князь направился было из сада.
— Постой, я сам провожу тебя, — проговорил Меншиков и пошёл из сада рядом с Долгоруковым.
Они вышли на двор и подошли к калитке; последняя была несколько приотворена. Меншиков, проводив незваного гостя, подошёл к сторожке и постучал в оконце.
Сторож Никита, дрожа всем телом, шатаясь, вышел из сторожки и упал на колени пред своим господином.
— Сколько, лукавый раб, взял ты с Долгорукова денег за то, что впускал его на двор в неурочное время? — грозно спросил Меншиков у сторожа.
— Князь пожаловал мне целковый, — всхлипывая, ответил тот.
— Подлый холоп, за целковый ты продал своего господина! Эй, дворецкого ко мне!
— Я здесь, ваша светлость, — раболепно изгибаясь, ответил толстый, круглый, с лунообразным лицом дворецкий Никанор Саввич.
— Сторожа со всей семьёй на поселенье! Чтобы завтра же его не было на моём дворе!
— Будет исполнено, ваша светлость!
— Продажному холопу нет пощады! — И, сердито проговорив эти слова, Меншиков направился к своему дворцу.
Дворецкий на почтительном расстоянии следовал за ним.
— Горничную девку Аришку одеть в посконный сарафан, остричь косу и отправить в мою сибирскую вотчину, в скотницы… понял? — в самых дверях дворца обратился Меншиков к своему дворецкому.
— Будет исполнено, ваша светлость!
Это распоряжение князя относительно Арины было вызвано тем обстоятельством, что на неё дворецкий указал как на пособницу свиданий княжны с Долгоруковым. Никанор Саввич ещё накануне выследил, что Арина передала какую-то записку сторожу; это показалось ему подозрительным; он проследил на следующий день за нею и сторожем и, убедившись, что княжна действительно находится на свидании с Долгоруковым, поспешил разбудить князя Меншикова. Тот спустился в сад, удостоверился в справедливости доноса дворецкого и круто распорядился как с обоими влюблёнными, так и с горничной Аришей и со сторожем. Он с таким же удовольствием предпринял бы крайне крутые меры против возлюбленного своей дочери, но здесь пришлось ему несколько сократиться — ведь это был не смерд какой-нибудь, а представитель богатого и властного в то время рода князей Долгоруковых.
Князь Фёдор Долгоруков был сыном известного в то время вельможи Василия Лукича. Получив хорошее образование, он по воле императора Петра Великого был для усовершенствования в науках в числе молодых дворян отправлен «в Неметчину». Пробыв долгое время за границей, он вернулся в Россию развитым, образованным молодым человеком. В то время уже царствовала супруга великого Петра, Екатерина Алексеевна. Князь Василий Лукич советовал сыну Фёдору служить при дворе, но не лежало у того сердце к придворной службе; он выбрал военное поприще и скоро дослужился до офицерского чина.
Как-то на придворном балу князь Фёдор увидел дочерей Меншикова и полюбил старшую, Марию. Он стал часто бывать со своим отцом и один у Меншикова. Княгиня Дарья Михайловна ласково встречала блестящего молодого гвардейца, её дочери тоже. Особенно же Фёдор Долгоруков произвёл впечатление на старшую княжну, Марию, и вскоре они оба полюбили друг друга, но про свою любовь никому не говорили.
Только одна княгиня Меншикова догадывалась и радовалась счастью своей дочери, так как князь Фёдор Долгоруков был женихом завидным: ведь богатый, древний и знатный род Долгоруковых был известен всем.
Князь Фёдор думал было уже посвататься за княжну Марию, как вдруг отношения между Меншиковым и его отцом изменились и стали натянутыми, так как князь Василий Лукич чем-то не угодил всесильному Меншикову. Волей-неволей молодому князю Долгорукову пришлось отложить до времени сватовство.
А тут пошёл слух, что Меншиков задумал выдать свою дочь Марию замуж за цесаревича Петра Алексеевича и что на это последовало согласие самой государыни.
Тяжело отозвалось это известие на влюблённом князе; Фёдоре. Он хотел проверить этот слух, но для этого ему необходимо было увидеть княжну Марию.
Однако прямо идти в дом к Меншиковым теперь Долгоруков не мог — его, пожалуй, и не приняли бы. Но видеть свою возлюбленную, говорить с нею ему надо было во что бы то ни стало. И вот он, подкупив дворового сторожа Меншикова Никиту и горничную Аришу, добился свидания со своей возлюбленной в саду поздним вечером.
Увы! Влюблённые были застигнуты самим князем Меншиковым, и молодому князю Фёдору волей- неволей пришлось проститься с Петербургом и ехать на Кавказ, так как он хорошо знал, что ожидает ослушников воли Меншикова.
Мрачным, с тяжёлым чувством, вернулся молодой человек со свидания в дом своего отца; несмотря на поздний час, он встретил там нескольких гостей, своих родичей. В кабинете Василия Лукича собрались почти все Долгоруковы, а в числе их и князь Василий Владимирович Долгоруков, умнейший человек, честный, правдивый; несмотря на эти редкие качества, он долгое время находился в опале, которую, по наговору злых людей, без всякой его вины наложил на него император Пётр I. Когда великий царь- преобразователь скончался, Василий Лукич попал в милость к императрице Екатерине Алексеевне, стал пользоваться расположением всесильного временщика Меншикова и тотчас же стал ходатайствовать за своего родича — опального князя Василия Владимировича [6]. Это ему удалось: с Василия Владимировича была снята опала, часть отписанных в казну имений была возвращена ему, и ему было дозволено жить в Петербурге.
Все Долгоруковы любили и уважали своего умного и правдивого родича и во многих случаях спрашивали его совета.
И теперь Фёдор Долгоруков очень обрадовался, увидев в числе гостей князя Василия Владимировича, и решил посоветоваться с ним. Выбрав удобный момент, он обратился к старику:
— Голубчик, дядя, пойдёмте ко мне в комнату: мне надо многое вам рассказать.
— Пойдём, Фёдор, мы тут лишние.
— Что вы говорите, братец Василий Владимирович? Вы не лишний; мы всегда рады слушать вас, — с лёгким упрёком промолвил князь Василий Лукич, отрываясь от беседы со своими родственниками, посвящённой жгучему для них вопросу о влиянии при императорском дворе — ведь императрица Екатерина I была при смерти, на престол должен был вступить отрок Пётр II, воспитателем которого состоял один из Долгоруковых, князь Алексей Григорьевич, а ближайшим его другом был сын последнего,
