вершины, Виктория хоть и тяжело дышала, но чувствовала себя победительницей. Она взглянула на открывавшийся вид, и у нее перехватило дыхание. Девственный лес и горы тянулись до ярко-синей линии горизонта. Они были величественными, и от них веяло покоем. Вдалеке в небе парил ястреб.
Виктория нашла какой-то валун — большой обкатанный кусок гранита персикового цвета — и уселась на его нагретую солнцем поверхность. Тревога, которую она чувствовала, мало-помалу прошла.
Она приложила руку к груди. Ее сердце перестало бешено колотиться и теперь билось в обычном ритме. Она почувствовала себя… почти нормально, как будто с нее сняли груз слишком многих ожиданий.
После смерти отца, с того ужасного дня, потерявшегося в тайниках ее памяти, она была одна, ни с кем по-настоящему не связанная, и никто не нес за нее ответственности. Нельзя сказать, что она не любила мать и своих братьев и сестер, и они любили ее, но в любой критической ситуации она всегда оказывалась в стороне от них. Отчима Виктория ненавидела. В школе у нее, конечно, были друзья, но она все равно не была в центре чьей-то жизни.
И вдруг она стала важным лицом. Оказалась в центре.
Как это Хейда назвала ее? Одним из главных певцов. Героиней.
Нет. Нет! Виктория приняла решение отдаться Раулю вовсе не поэтому, а потому что… Ну что ж, просто потому что. Без уточнения. Но это решение не означало, что она станет еще и каким-то руководителем или вдохновителем людей Рауля в течение последующих нескольких недель. Ей никогда и в голову не приходило, что она останется здесь во время революции и после нее. Эти простые морикадийцы придают слишком большое значение ночи, которую она провела с Раулем. Но они не делали бы этого, если бы Рауль не был так счастлив!
Она не знала, как решить эту проблему. Люди Рауля были столь решительно настроены на достижение своей цели, что готовы были пожертвовать чем угодно ради победы. Они все время готовились. Они шпионили, они интриговали. Хотя большинство из них думали, что это глупо, они учились этикету. А самое главное, они знали, что могут умереть, знали, что их семьи в опасности, но верили, что мир, который они построят, будет лучше, чем мир нищеты и страха, в котором они живут сейчас.
И что ей было делать? Хныкать о том, что она не хочет брать на себя ответственность, которую они на нее возлагают? Просить их снова стать неотесанными варварами, чтобы она не полюбила народ, который умышленно лез на линию огня? Сказать Раулю, что ему необходимо остаться живым и здоровым, потому что…
Потому что — что?
Не имеет значения. Она не могла ничего сказать Раулю. Он не стал бы слушать.
Ее заботы о себе не шли ни в какое сравнение с его заботами о благе своего народа.
Она не хотела быть героиней. И уж наверняка не заслуживала того, чтобы стать героиней.
Но сейчас у нее не было выбора. Она вернется в замок и будет играть свою роль. А когда начнется революция, уедет из Морикадии и больше никогда не оглянется назад.
Приняв такое решение, Виктория начала спуск. Ей не хотелось отсутствовать слишком долго. Ведь Хейда начнет о ней беспокоиться.
Она быстро поняла, что спускаться труднее, чем подниматься. Мелкие камни, покрывавшие крутую тропинку, сыпались у нее из-под ног, и она несколько раз чуть не упала, зацепившись о ветки или споткнувшись. Ей было жарко, она устала и, глядя на крутой склон, подумала, что только отчаяние могло заставить ее взобраться так высоко. Она снова начала спускаться, увеличив скорость и балансируя руками, чтобы удержать равновесие. Но, в конце концов, она все же поскользнулась и дальше по склону съехала на ягодицах.
Поднявшись с земли, Виктория принялась отряхиваться. Угораздило же ее так испачкаться! Как вдруг за спиной услышала шорох. В поле ее зрения попали огромные черные кожаные сапоги, и, вздрогнув от неожиданности, Виктория подняла взгляд.
Совсем рядом возле деревьев стоял мужчина. Низкорослый, с мощным телом, с маслянистыми волосами, собранными в косицы по обе стороны широкой плоской физиономии, с почерневшими зубами и толстыми красными губами. За поясом у него были пистолет, меч и два кинжала. Он так злобно ухмылялся, что Виктории захотелось убежать.
— Гляньте-ка, что мы здесь нашли, — сказал этот неприятный тип. — Сама малышка любовница кузена Сейбера пожаловала к нам с визитом.
Когда Рауль говорил о своем кузене Данеле как о возможном претенденте на королевский трон Морикадии, Виктория даже представить себе не могла, что речь идет о таком неопрятном, вонючем мужлане. Он был громкоголосым и отвратительным, как и его шумливые люди. Данел подхватил Викторию и, перекинув через седло, помчался на лошади к лагерю.
Еще хуже было то, что, прибыв в лагерь, Данел объехал его по периметру, шлепнул Викторию по заду и заорал:
— Я взял в плен королеву! Я взял в плен королеву!
Виктории очень надоело, что ее швыряют, словно мешок с зерном, и увозят куда-то против ее воли, и она решила, что если переживет этот инцидент, то заставит Данела пожалеть о том, что он родился.
Было время ужина, в лагере собрались все его люди — почти семьдесят человек мужчин и женщин, которые смотрели на Викторию во все глаза. Когда Данел сбросил ее с лошади, они одобрительно засмеялись и закричали.
Лагерь был разбит на небольшой прогалине в лесу и состоял из двух дюжин палаток, расположенных вокруг большого костра, где варилось, побулькивая, сомнительного вида рагу. Разнообразные пеньки деревьев служили столами и стульями, а самый высокий пень в дальнем конце, на котором лежало несколько подушек, был покрыт ковром. Под деревьями стояла просторная палатка с бархатной шторой, отделанной позолоченными кистями, которая была другого, но тоже мрачного цвета. Все это выглядело скорее не лагерем уважаемой группы мятежников, а обнищавшим цыганским табором. А Данел совсем не походил на человека, претендовавшего на трон. Он выглядел скорее как обжора, пьяница и грязнуля.
Отряхнув юбки, Виктория направилась к очагу, у которого какая-то женщина помешивала длинной ложкой еду в горшке.
— Я Виктория, — представилась она.
Женщина, высокая и худая, с черной косой до пояса, ответила:
— А я Селеста.
Взяв металлическую миску, Виктория обратилась к ней по-морикадийски:
— Положите и мне, пожалуйста.
Селеста очень удивилась, взглянула на Данела, а когда Виктория повторила просьбу, наполнила ее миску рагу, отломила кусок хлеба, положила его поверх еды и дала ей ложку.
Виктория огляделась вокруг.
Данел сел на пенек, покрытый ковром, и улыбнулся Виктории — гнусная ухмылка была, судя по всему, в его арсенале излюбленным средством расположить к себе собеседника. Указав на подушку, лежавшую у его ног, Данел подозвал Викторию к себе.
Отлично. Им нужно поговорить.
Она подошла к нему и села.
К ним сразу подошла Селеста и поднесла два рога, наполненных каким-то густым пенящимся напитком.
Поблагодарив ее, Виктория осторожно понюхала напиток. Это был эль — по крайней мере, ей показалось, что это эль.
Данел осушил свой рог и вытер рукой рот.
