проблемы не существовало бы вовсе, но я упорно не хотела этого делать, упрямо желая доказать всем и в первую очередь самой себе, что раз я осмелилась родить ребенка, то в состоянии достойно его содержать.
Я так глубоко погрузилась в свои невеселые мысли, что не сразу услышала, как ко мне обращаются. И посмотрела на водителя, пытаясь понять, сказал ли он что-то или мне показалось...
— Вы... вы что-то сказали? — после некоторых колебаний все же решилась спросить я.
— Да, сказал, — спокойно ответил он, чуть повернув голову в мою сторону. — Успокоились?
Я что-то пробормотала в ответ, и опять воцарилось напряженное молчание, нарушаемое только шумом мотора.
— Вы что же, всегда так дорогу переходите? — последовал новый вопрос.
— Как? Что вы имеете в виду? — выдавила я, пытаясь уловить его мысль.
— Вот так, как сейчас... не глядя, — пояснил он. — Одного не могу понять, как вам удалось дожить до сего дня? Вы везучая?
Я внимательней на него посмотрела. Странно, но в его голосе не слышалось ни раздражения, ни иронии, скорее удивление или недоумение, будто он просто размышлял вслух. При этом он смотрел на меня как на ребенка, которого, пожалуй, и ругать-то не стоит: слишком мал и глуп еще... Это очень меня смутило.
— Нет, я не знаю, почему так получилось... Обычно я бываю очень осторожна, — пробормотала я.
— Правда? — Брови его слегка приподнялись. — Хотелось бы надеяться, — обронил он и перевел взгляд на дорогу.
Без всякого сомнения, он мне не поверил. И, между прочим, был прав, потому что переходить дорогу я действительно не умела. Паникерша по природе, никогда и ни в чем не уверенная, я, завидев машину, ждала, пока она не исчезнет, и только тогда решалась перейти дорогу. Тем не менее его явно снисходительный тон и пренебрежительное отношение начинали действовать мне на нервы.
— Куда вы меня везете? — раздраженно начала я. — Со мной уже все в порядке... И я могла бы...
— Уж не думаете ли вы, что я решил вас похитить? — вкрадчиво поинтересовался водитель, не дав договорить. — Можете не волноваться, таких планов на ваш счет у меня не имеется. — В голосе явственно сквозила издевка.
Я проглотила ответ и уже было решила, что это все, но он, немного помолчав, добавил:
— И вы напрасно пытаетесь меня обмануть, я вижу, что до «все в порядке» вам еще очень и очень далеко.
При этом он даже не взглянул на меня. Я быстро подняла глаза к зеркалу, но оно было развернуто не в мою сторону. Теперь я уже не только нервничала, но и начала злиться.
— Но сказать-то вы можете, — буркнула я себе под нос.
На этот раз он удостоил меня взглядом и спокойно, не замечая моей раздраженности, ответил:
— Скоро сами увидите, — и, выдержав короткую паузу, добавил: — Я, в самом деле, считаю, что вам надо бы успокоиться... — Фраза начата была почти серьезно, но завершилась опять насмешливо.
«Скажите пожалуйста, какая забота о ближнем», — с досадой подумала я, но тут он улыбнулся, и хотя все так же насмешливо, но все же больше по-доброму. И эта его улыбка перепутала мне все карты... Я замолчала.
«А чего, собственно говоря, я злюсь на него? — подумала я. — Что он мне сделал, кроме того, что не задавил?..» Но что-то по-прежнему продолжало меня раздражать и нервировать в нем. Что и почему определить я пока не могла. Может причина заключалась в том, что я невольно сравнивала нас и это сравнение было явно не в мою пользу. Всего несколько минут назад в его кровь выплеснулось адреналина ничуть не меньше, чем в мою, но сейчас он был совершенно спокоен. Да, он кричал и страшно ругался, но, чтобы взять себя в руки, ему потребовалось совсем немного времени. Между тем как я продолжала пребывать в том же взвинченном состоянии.
Я еще раз украдкой взглянула на него, и тут произошло неожиданное, как будто шоры упали с моих глаз, и я впервые по-настоящему увидела этого человека. Я вдруг поняла, что передо мной не обычный мужчина — один из многих, но личность, и личность незаурядная. Я словно бы ощутила его силу — и не физическую, хотя и выглядел он довольно внушительно: высокий, стройный, крепкий, — а внутреннюю, сквозившую во взгляде, в спокойных размеренных движениях, силу, которой он явно умел пользоваться, подчинять себе. Вот что пугало меня в нем и почему я так беспрекословно села в его машину, хотя мне этого совсем не хотелось, и вот почему я раздражалась и нервничала. Ведь слабый всегда чувствует и боится сильного, во всяком случае, опасается — срабатывает инстинкт самосохранения. А я не знала этого человека, поэтому сила его пугала и подавляла, и мне, естественно, хотелось избавиться от ее гнета...
Я только сейчас заметила, что он просто чертовски красив, и не безликой красотой рекламных героев, чьи лица невозможно запомнить. Глядя на него, вспоминались разбойники и ковбои из старых американских вестернов, суровые лица которых с пронзительным взглядом, готовым в любой момент перехватить чужое, несущее смерть движение, и дубленой солнцем и ветром кожей, были, возможно, грубоватыми, но красивыми именно по-мужски.
Черты лица этого человека также несли на себе отпечаток ума, сдержанности и воли: темные, почти черные слегка вьющиеся волосы, зачесанные назад; крупный нос с чуть заметной горбинкой; выразительные глаза по-настоящему синего цвета, дерзко смотревшие из-под низко нависающих бровей; твердые, упрямо изогнутые губы; резко очерченные, туго обтянутые кожей скулы, отливающие синевой от просвечивающей щетины, что, кстати сказать, только усиливало общее впечатление мужественности, исходившее от всего облика. И все это вместе создавало эффект потрясающий и даже ошеломляющий — лицо человека, однажды увидев которое, не скоро сможешь забыть, даже если захочешь.
— Ну, и как я вам? — повернувшись вполоборота ко мне, спросил объект моих наблюдений.
Успев заметить в его глазах зарождающийся огонек смеха, я быстро отвернулась. Мне как-то не пришло в голову, что он может заметить мое бесцеремонное разглядывание — я чересчур увлеклась.
— Никак, — более подходящего ответа у меня не нашлось, и я, пытаясь скрыть смущение, поспешила перевести разговор на другую тему.
— И все-таки, куда вы меня везете? В милицию? — неуверенно спросила я.
— В милицию? — удивленно переспросил он. — Вообще-то нет, хотя, может, и стоило бы, если бы это пошло вам на пользу. — Он немного помолчал, словно проигрывая в уме варианты «за» и «против». — Но мне почему-то кажется, что в вашем случае это не имеет смысла, мы только зря потратим время. К счастью, никто не пострадал, так что оставим милицию на другой раз. Правда, хотелось бы, — добавил он и не без ехидства, — чтобы вы сделали соответствующие выводы, а потому следующего раза, надеюсь, не будет.
Господи, помилуй! Я украдкой взглянула на него. Представляю, что он должен обо мне думать. Мне захотелось как-то оправдаться, но вместо этого, от расстройства наверно, я сказала совсем другое:
— Вы сами во всем виноваты. Носитесь как угорелый, это же город, а не скоростное шоссе, — выпалила я и тут же, пожалев, прикусила язык.
Ну и ну... Я сама от себя не ожидала такой наглости. «Да что же это со мной происходит?» — еще больше расстроившись, подумала я. Решив, что меня явно заносит, я сжала губы, чтобы не ляпнуть еще какую-нибудь глупость.
— Ваши родители в детстве не объясняли вам, что, прежде чем говорить, неплохо подумать? — скользнув по мне взглядом, с убийственным спокойствием поинтересовался он и, помедлив, тихо добавил: — Мне кажется, я не заслужил подобного обвинения, думаю, вы и сами это прекрасно знаете, но, делая скидку на ваше состояние, — с легким нажимом произнес он, — я готов вас простить.
После этих слов меня снова чуть не понесло, но я сдержалась. «Стоп! — сказала я себе. — С этим надо разобраться». Я не узнавала себя. Этот человек действовал на меня как красная тряпка на быка. Должна же быть на это причина. И она, конечно, была, я даже смутно догадывалась какая, но боялась в этом признаться, списав все на аварию... А причина крылась в человеке, сидевшем рядом со мной, чья привлекательность с каждой минутой становилась для меня все очевидней. И это было тем более странно, потому что мужчины мало интересовали меня, хотя, возможно, в то время меня одолевали другие проблемы. Как бы то ни было, этого яркого представителя сильной половины человечества мое женское естество отказывалось игнорировать, невзирая на разум, который всячески старался противостоять
