Машенька, связистка, умиралаНа руках беспомощных моих.А в окопе пахло снегом талым,И налет артиллерийский стих.Из санроты не было повозки,Чью-то мать наш фельдшер величал.…О, погон измятые полоскиНа худых девчоночьих плечах!И лицо — родное, восковое,Под чалмой намокшего бинта!..Прошипел снаряд над головою,Черный столб взметнулся у куста…Девочка в шинели уходилаОт войны, от жизни, от меня.Снова рыть в безмолвии могилу,Комьями замерзшими звеня…Подожди меня немного, Маша!Мне ведь тоже уцелеть навряд…Поклялась тогда я дружбой нашей:Если только возвращусь назад,Если это совершится чудо,То до смерти, до последних дней.Стану я всегда, везде и всюдуБолью строк напоминать о ней —Девочке, что тихо умиралаНа руках беспомощных моих.И запахнет фронтом — снегом талым,Кровью и пожарами мой стих.Только мы — однополчане павших,Их, безмолвных, воскресить вольны.Я не дам тебе исчезнуть, Маша,—Песней возвратишься ты с войны!
ЦАРИЦА БАЛА
Мы первый мирный женский день встречали —Без смерти, без пожаров, без пальбы…Ох мне б теперь тогдашние печали —Стеснялась я окопной худобы!Завидовала девицам дебелым —В те дни худышкине были модны.Три байковые кофточки надела,Под юбку — стеганые ватные штаны.Заправила их в катанки со смехом.Была собою донельзя горда,Уверена что пользуюсь успехомИз-за своих «параметров» тогда.Беспечно в рваных валенках порхалаПривычно, как волчонок, голодна…Где эта дурочка — «царица бала»?С кем кружится, нелепая, она?..
«Да, многое в сердцах у нас умрет…»
Да, многое в сердцах у нас умрет.Но многое останется нетленным:Я не забуду сорок пятый год —Голодный, радостный, послевоенный.В тот год, от всей души удивленыТому, что уцелели почему-то,Мы возвращались к жизни от войны.