ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИШЛИ НЕСКОЛЬКО ФОТОГРАФИЙ.
Лера прослушала письмо без всякого интереса и, не утруждая себя вежливым переходом к другой теме, заявила:
— А Леня парень ничего, — она искоса глянула на меня, проверяя реакцию, — милый парнишка.
— Мой американец тоже премилый, — попыталась отшутиться я.
— Чего? Да он же уже в возрасте, дедуля, — Лера безразлично глянула на фото, — ему за семьдесят. На молоденьких потянуло? А как ты думаешь, придет он сегодня?
— Придет, конечно, к тебе всегда приходят, — ответила я и даже словом не обмолвилась о том, что Дима тоже пообещал зайти сегодня за мной. Не стала хвастать заранее, чтоб не попасть в смешное положение, если он вдруг передумает. Лера ведь не предполагала, какого успеха на личном фронте я добилась.
Я планировала собрать все письма, засесть за словари и написать всем длинные подробные ответы — мое женское любопытство не давало мне покоя, и хотелось узнать, напишут они еще раз или, как прежде, канут в небытие. Рассчитывать всерьез на иностранцев было бы самонадеянно, моя переписка с ними обычно далеко не заходила. Правда, год назад я получила четыре письма от Дэвида Макгрейди из Чикаго, тридцатитрехлетнего владельца компании по продаже недвижимости, американца в третьем поколении, предки которого — выходцы из России и Румынии. И уже было поверила, что за этим последует что-то серьезное и значительное, что парень познакомился с серьезными намерениями — он ведь подробно расписывал свой дом, рассказывал о родителях. Но неожиданно все прекратилось, а я тогда чуть не разорвалась, отправила несколько посланий, пыталась звонить и чуть не побежала в частное сыскное агентство.
Нужно отдать должное, американцы очень вежливы и после нескольких корреспонденций, если выбор пал не на меня, сообщают об этом, извиняются и желают счастья. Брайан Гиббсон, художник и скульптор по профессии из небольшого городка в Северной Каролине, даже прислал мне фото, на котором запечатлелся со своей избранницей Мариной. Брайан сокрушался, что долго морочил мне голову, желал счастья и предлагал сохранить хорошие отношения.
Предполагаемая встреча с Димой спутала все карты. Я положила письмо из Орегона в общую коллекцию и решила: если Дима сегодня не явится, завтра же отвечу всем сразу. А сейчас мои мысли были разрозненны, и сосредоточиться я не могла. Придет Дима или нет, готовиться к этому свиданию или не стоит — мне почему-то не верилось, что он захочет продолжить знакомство. К тому же было ужасно неловко вертеться у зеркала и наводить марафет, когда Лерка валяется на койке, красит ногти и болтает о том, как Элизабет Тейлор сбросила вес. Можно представить ее издевательские реплики, когда я при полном параде буду медленно чахнуть, ожидая Диму, а он так и не явится. Я решила отнестись к происходящему проще, не стала долго колдовать над внешностью, лишь вымыла голову и растерла по губам остатки бледно-розовой помады.
Дима пришел. Лера смерила меня насмешливо-высокомерным взглядом, и я подумала, какая опасная вещь — чувство женского превосходства. И как смешно, должно быть, наблюдать за мной, хроническим аутсайдером, который трепыхается и пробует сопротивляться привычному течению скучной жизни. В Леркином взгляде читалось полное неверие в то, что за моей встречей с Димой последует что-либо серьезное — уж слишком невыигрышно я смотрелась в незатейливом сером костюмчике, который прикупила года три назад на Рижском рынке по дешевке и носила в институт каждый день, как школьную форму.
— Это к тебе, что ли? — она пренебрежительно глянула на Диму, отчего улыбка исчезла с его лица. — Подожди за дверью.
Мы вместе вышли из комнаты. Парень, с которым свела меня Лера, хорошо воспитан и позволил себе роскошь не заметить ее хамства.
Как и прежде, мне было достаточно уже того, что он просто не забыл о встрече, — я моментально загорелась и почувствовала себя чуть ли не влюбленной. «Господи, как мало, оказывается, для счастья надо, — думала я. — Знали бы мужчины, как легко соблазняются перезрелые девственницы. Знали бы они…»
Меня удивляло, что он как бы и вовсе не замечает моей замкнутости и стеснительности. Общаться с ним оказалось легко, что придавало мне уверенности. Он был музыкальным фэном Владимира Преснякова, и я, совершенно не склонная к фанатизму, смотрела на него как на некое уникальное явление. Мне тоже нравился Пресняков, но было непонятно, как можно превращать это в культ и видеть в этом чуть ли не смысл жизни.
Дима бывал на гастролях Преснякова десятки раз, исколесил всю страну в погоне за кумиром. Имея за плечами два класса музыкальной школы, он и сам пробовал писать и неоднократно исполнял свои шедевры. Первое произведение Дима записал на кассету и отправил Алле Пугачевой почтой. Полгода прошло в томительном ожидании, но ответа не последовало, и после долгих и мучительных размышлений он решил сменить тактику — влился в тусовку музыкальных фэнов.
Там быстро нашлись единомышленники. За четыре года он познакомился с фанатами многих звезд и изучил околомузыкальные нравы тусовки от и до. Мог часами рассказывать о жизни рок– и поп-фэнов, мог прочитать лекцию о том, чем отличаются поклонники Пугачевой от любителей, например, группы «На- на».
Ему очень хотелось прославиться, и его постоянно распирало от всяческих проектов: найти спонсора и записать свой компакт-диск, организовать фэн-клуб, издать бестселлер или что-то в этом роде. Я слушала его с открытым ртом и начинала верить, что все это возможно.
Последней идеей была книга о музыкальных фэнах. Дима не сомневался, что она обязательно попадет в разряд бестселлеров, ведь в ней он собирался изложить подробно свою теорию. Вот коротко основные идеи этого ненаписанного шедевра. Согласно его теории, все музыкальные фанаты разделяются на четыре группы.
Первая группа — фэны по убеждению. Они боготворят своего любимого артиста, следят за каждым его шагом, ведут дневники, собирают пластинки, альбомы, фотографии. Знают всех жен и мужей, любовниц и любовников, всегда скажут, в порядке ли у него здоровье и на каком месяце беременности его последняя жена. Внешне фэн по убеждению старается быть похожим на объект своего поклонения: копирует прическу, грим, повторяет привычки, жесты, манеру одеваться. Но внешнее сходство относительно, а главная его черта — верность. Он знает, что его любимый артист поет лучшие песни, пишет лучшую музыку, сногсшибательно одевается и роскошно выглядит, а потому, даже если постареет и потеряет голос, фанат по убеждению не бросит его, напротив, будет приходить на редкие концерты и дарить цветы в полупустом зале.
Вторая группа фэнов — несостоявшиеся артисты, поэты и композиторы. Это интеллигентного вида ребята, мечтающие о славе. Они стараются притереться поближе к людям из шоу-бизнеса, надеясь через них завязать нужные знакомства. Ну а если удастся войти в фавор к нужному человеку, можно, выбившись из общей массы, сделать карьеру. Предел мечтаний девушки-фэнки второй категории — брак со знаменитостью.
Третья группа — фэны от нечего делать. У них много свободного времени, которое они весело проводят на репетициях, развлекаются тем, что действуют на нервы обожаемому кумиру: курят, вызывающе ржут при неудачных репликах звезды и переругиваются с ней. Наконец кто-нибудь из охраны, а то и сама разъяренная прима выталкивает за шиворот наглеца, а на следующий день видит в зале все ту же наглую рожу.
Четвертая категория — случайные фэны. Обычно они попадают в тусовки за компанию с фэнами по убеждению, их привлекает веселая жизнь и интриги вокруг известного имени. Они обычно недолго задерживаются в компании и бесследно исчезают, как только найдется развлечение поинтереснее.
