положив на автомат, висящий на груди, остановились в нескольких метрах.
— Русский зольдат! Строй по-одному! — зычно скомандовал немец. — Герр коммандант вас помиловаль и приказаль отводить в концентрациён лагерь. Вас сопровождает цвай зольдатен. Их коммандо слюшайся. Иначее расстрель. Один будет бежаль. Все расстрель. Вперьед, маршь!
— Похоже на провокацию! — сказал Михаилу учитель так тихо, что слышали только свои.
Разводящий еще раз приказал идти ускоренным маршем, руки назад, молчать.
Отделение пленных выстроилось на ходу, сомкнулось. Так еще лучше, можно хоть шепнуть что-то друг другу.
Когда вышли из сарая, разводящий остановил отделение. Велосипедисты, посмотрев на часы, словно по команде, отстегнули свои фляги. Выпили по нескольку глотков.
— Ром. Для храбрости, — шепнул белобрысый.
Михаил нарочито строго прикрикнул:
— Молчать в строю! Или не слышал приказа? Мы не хотим из-за твоей недисциплинированности остаться без головы.
Разводящий одобрительно кивнул и сказал:
— Ви будет коммандир отделений. Тогда все будет орднунг!
— Слушаюсь! — вытянувшись в струнку, ответил Михаил.
Один из велосипедистов, краснолицый толстяк, сел на свою сверкающую никелем машину и выехал вперед. Другой, длинный и тощий, перемахнув через раму ногой, ждал, пока отделение выйдет вперед.
Первый повернул влево, на тропинку, которая вела прочь от села. Разводящий приказал следовать за первым велосипедистом, не отставая более чем на три метра.
На повороте Михаил одним глазом заметил, что и разводящий, и их дневной часовой спокойно, как люди, исполнившие свой долг, направились к комендатуре.
«Неужели нас поведут только двое? — мелькнуло сомнение. — Тогда, конечно, не на расстрел! Семерых вдвоем далеко не уведешь. Но и в лагерь мы не пойдем! Нам бы только лесочек или хотя бы кустарник на пути…»
Тропинка огибала сарай, стоявший в отдалении от села. Михаил решил, что в этот сарай их и ведут. Если это так, то расстреляют.
Ноги стали тяжелыми, холодными, словно на сапоги вдруг налипло по пуду грязи. Язык пересох. Только глаза смотрели остро, сверлили затылок ведущего велосипедиста. Теперь важно было угадать намерение немцев.
Нарушая самим же принятое правило, Михаил оглянулся. Немец не заметил этого. Он что-то насвистывал и смотрел в сторону чуть синевшего на пригорке лесочка. Зато свои ребята все, как один, жадно впились в Михаила глазами, ожидая, что он скажет.
— Спо-кой-но! — губами изобразил он и отвернулся.
Ведущий немец тоже засвистел, никакого внимания не обращая на сарай, которого так боялись пленные.
«Усыпляют бдительность или и на самом деле не к сараю ведут?» — подумал Михаил, чувствуя предельное напряжение всех сил.
Скрипнули ворота сарая.
Дрогнул шедший за Михаилом боец и даже сделал шаг в сторону. Михаил цыкнул и тут же увидел в дверях сарая мужика с граблями. Да и тропинка здесь явно сворачивала.
Впереди, километрах в двух, Михаил увидел все больше выступающий из-за пригорка лесочек и, пользуясь моментом, когда ведущий автоматчик громко насвистывал, он по одному слову передал:
— В лесочке… слушай… мою команду.
Опять шли молча, сосредоточенно. Михаил не видел, что делается сзади. Но чувствовал, что все смотрят ему в затылок. Ждут поворота его головы. Ждут его команды. А сам он напряженно смотрел вперед.
Над самой тропинкой стояли два мужика с лопатами. Между ними возвышалась куча свежей глины. Оба стояли, опершись на свои лопаты, и печально смотрели на приближавшихся. Один из них отошел от ямы и остановился, приняв ту же позу возле тропинки, словно хотел этим сказать: «Путь к могиле свободен». А второй, воткнув лопату в кучу глины, ушел в лес, верно, не хотел видеть того, что здесь сейчас произойдет.
За спиной Михаила почувствовалось волнение, тревожное перешептывание. Он поспешил остановить волнение тихой, но суровой командой:
— Спокойно. По команде — пятеро на заднего. Один за мной. — И еще раз прошептал: — Спокойно! Мы будем жить!
С этого и начал бы команду!
«Мы будем жить!» Эта фраза вдохнула и силу и уверенность.
«Мы будем жить!»
Передний велосипедист все еще насвистывает и будто бы даже ведет мимо ямы. Но острый глаз снайпера видит, чувствует, что это только маневр. Немец хочет остановиться и внезапно обернуться с нацеленным автоматом.
Он свистит, но уже притормаживает велосипед. Вот он миновал и яму и мужика опиравшегося на старый, до черноты отполированный руками черенок лопаты.
Вдруг правая нога немца мгновенно оторвалась от педали с явным намерением подняться и перемахнуть через раму велосипеда.
Но еще быстрее, молниеноснее был рывок Михаила. Выхватив лопату из рук мужика, так, что тот от неожиданности упал на тропинку под ноги второму пленному, Михаил плашмя ударил своего врага по голове, одновременно крикнув задним:
— Бей!
Сзади раздалась автоматная очередь.
Михаил сорвал с падающего немца автомат и повернулся, чтобы помочь товарищам. Но те уже всей кучей навалились на второго автоматчика. Видно, стрелял он, слезая с велосипеда, поэтому ни в кого и не попал.
— Не убивать! — заорал Михаил и ударил автоматом по руке врага, который, очнувшись, тянулся к лопате. — Забирай свою лопату и уматывай! — прикрикнул Михаил на мужика, а своим приказал заткнуть немцам рты, второй автомат отдать учителю и быстро уходить.
В лес вбежали шальной, запыхавшейся толпой. Высокий вологодец выскочил далеко вперед.
Неожиданно раздалась команда Михаила:
— Отделение, стой!
Все остановились в растерянности. А длинноногого вологодца эта команда словно подхлестнула, он еще сильней припустил по лесу, который здесь уже заметно редел.
Михаил вскинул автомат и, крикнув: «Стой!», выстрелил, целясь над головой беглеца. Тот в недоумении остановился.
— Чуть не убил! — заорал он. — Ты что, сволочь, хочешь опять меня к фашистам завернуть? Видел я, как ты козырял перед ними!
— В строй! — клацнув автоматом, ожесточенно скомандовал Михаил. — Одного пристрелю, зато все спасутся!
Длинный боязливо вернулся и встал в строй.
— Отделение! Слушай мой команду! — громко, так что эхо пошло по лесу, выкрикнул Михаил.
В наступившей на мгновение тишине все услышали зычный сигнал автомашины и гул мотора.
— Чего дурака валяешь, командир! — заговорил учитель, тоже державший автомат наизготовку. — Слышишь, фашисты в селе подняли тревогу. Надо скорее уходить в глубь леса.
— А где она, глубь?! — негромко, но так сурово спросил Михаил, что все примолкли. — Лес видели? Пятьсот метров в длину, двести в ширину. Сейчас его окружат Выловят нас как цыплят или зажарят живьем. — И опять он резко скомандовал: — Разговоры прекратить! Слушать мою команду. Учитель, встать замыкающим. Отделение, за мной бегом, марш!
Вмиг выбежали из лесу в противоположную от села сторону, навстречу солнцу, опускавшемуся за
