(64).
Сафронов и Козлов, таким образом, оказались в деревне во исполнение решения ноябрьского пленума 1929 г. «направить на укрепление колхозов не менее 25 000 раб. с достаточным организационным и политическим опытом»[83]. В начале 1930 г. газеты полны сообщений о подготовке, отправке и «движении рабочих колонн в деревню» в помощь начавшейся «сплошной коллективизации», о «рабочем шефстве над деревней» и т. д.
Пашкин называет крестьян, против которых посланные в деревню особо сознательные рабочие должны вести классовую борьбу, «пнями капитализма». Эти слова представляют собой платоновскую переделку устойчивого фразеологического оборота данного времени — «выкорчевывать корни капитализма»:
«Мы выкорчевываем последние корни капитализма в нашей стране»[84].
«Развертывание коллективного движения в округах сплошной коллективизации является мощным выражением победоносного наступления социализма на капиталистические элементы. Выкорчевываются самые корни капитализма. <…> Бурный и все нарастающий темп колхозного строительства, охватывающий не только селения и районы, но и целые округа, демонстрируя переход по всей линии к выкорчевыванию корней капитализма»[85].
Фразеологизм «выкорчевывать корни капитализма» принадлежал, видимо, самому Сталину и был преобразован из его же более нейтральных речений «вырвать корни капитализма» и «уничтожить корни капитализма». В речи на пленуме МК и МКК 19 октября 1928 г. он заявил:
«Мы свергли капитализм, установили диктатуру пролетариата и развиваем усиленным темпом нашу социалистическую промышленность, смыкая с ней крестьянское хозяйство. Но мы еще не вырвали корней капитализма»[86].
В речи на апрельском (1929 г.) пленуме ЦК ВКП(б) «О правом уклоне в ВКП(б)» Сталин развил свою мысль:
«Можно ли провести в жизнь вытеснение капиталистов и уничтожение корней капитализма без ожесточенной классовой борьбы? Нет, нельзя»[87].
Осенью 1929 г. Сталин говорит уже о «выкорчевывании корней капитализма»: ноябрьский пленум 1929 г. в соответствии с проводимой политикой притеснения крестьян провозглашает курс «на решительную борьбу с кулаком, на выкорчевывание корней капитализма в сельском хозяйстве»[88]. Выражение «выкорчевывать корни капитализма» в политическом языке этого времени приживается. Отныне официальные документы, а за ними и средства массовой информации постоянно говорят о необходимости «выкорчевывать корни капитализма», а сам Сталин даже предлагает «выкорчевывать с корнями», например «выкорчевать с корнями все и всякие буржуазные теории»[89]. А. Платонов, чуткий к слову и его внутреннему значению, а также с болью воспринимающий все, что происходило в стране, «исправляет» главного специалиста по русскому языку: уж если что-то выкорчевывать, то пни (выкорчевывать корни — очевидная тавтология). Кроме того, он пародирует и идею Сталина о капиталистической опасности со стороны крестьян: если с ними так серьезно борются, то пусть будут хотя бы «пнями», а не «корнями».
Собственно деревенская часть «Котлована» начинается с прихода в деревню Чиклина, который первым делом попадает на «обобществленный двор № 7 колхоза имени Генеральной линии», где живет «активист общественных работ по выполнению государственных постановлений и любых кампаний, проводимых на селе» (67). Этот активист — один из ярких персонажей повести. Он проводит разделение крестьян по классовому составу, «ликвидацию кулачества как класса посредством сплава на плоту», запись в колхоз и т. д. — все действия активиста известны. Активисту посвящено много интересных исследовательских страниц. Однако среди рассуждений об этом персонаже встречаются и неточности. Так, например, М. Геллер пишет: «Партию в колхозе представляет активист»; или даже «активист — обобщенный образ партийного руководителя в колхозе». Ошибочность такого представления раскрывается при знакомстве с документами времени: принимавшие самое активное участие в коллективизации «активисты» не были ни коммунистами, ни комсомольцами, а являли собой третью движущую силу (наряду с коммунистами/комсомольцами и ОГПУ — НКВД) «социалистического преобразования деревни» — «актив бедноты». Впрочем, Платонов говорит об этом открытым текстом: он называет активиста «подручным авангарда» (68) (авангард — это, как известно, партия, которая есть передовой отряд рабочего класса).
Понятие «активист» применительно к общественной жизни нашей страны сначала было достаточно новым и устоялось только к концу 20-х годов. «Политический словарь» 1928 г. под редакцией А. И. Стецкого дает еще такое определение: «Активист — сторонник решительных действий; в некоторых странах (например, в Финляндии) активист то же, что фашист». Но приблизительно с 1929 г. этот термин все прочнее входит и в жизнь нашего народа. С января 1929 г. начинает издаваться журнал «Советский активист», который в первом номере поясняет: «Сплоченная вокруг советов и партии армия работников и составляет наш актив». В конце 1929 — начале 1930 гг., т. е. в период проведения «сплошной коллективизации», понятие «активист» на некоторое время закрепляется за деревенской жизнью. «Активистами» называли именно «подручных авангарда», т. е. ту часть деревенской бедноты, которая активно помогала коммунистам в проведении всех партийных инициатив. В это время и средства массовой информации, и народ «активистов» и «коммунистов», как правило, различают и даже противопоставляют. Например, в одной из статей журнала «Деревенский коммунист» дается такое определение активиста: «не просто бедняк и середняк <…>, а действительно преданный делу социалистической перестройки деревни, непосредственный участник и активный проводник политики партии по построению крупного обобществленного хозяйства, в повседневной работе последовательно борющийся за полную социалистическую переделку крестьянина <…> — такой колхозник является действительным представителем нового типа деревенского актива, актива строителей социалистической деревни»[90].
Пресса находит нужным периодически закреплять в сознании читателей как значение этого относительно нового понятия, так и значительность вклада «активистов» в дело коллективизации и раскулачивания: «Хлебозаготовки, посевную и другие кампании мы успешно провели потому, что на местах партийные организации смогли организовать под своим руководством бедняцко-середняцкие массы, которые принимали активное участие в выполнении директив партии и советской власти. В процессе этой работы на местах
Последнее упомянутое обстоятельство из жизни активистов («не спали, не ели, не считались ни с чем») роднит с ними и платоновского «активиста» («разве он ел или спал вдосталь или любил хоть одну бедняцкую девицу? Он чувствовал себя как в бреду, его сердце еле билось от нагрузки») (107).
То же самое об этой «движущей силе» коллективизации говорят и неофициальные свидетельства времени — письма:
«Коллективизация продолжалась. <…> Коммуниста ни одного в сельсовете не было, не было и комсомольцев, все делали активисты»; «Согласно указанию колхозной газеты, напечатанной от 25/11–30 г. за № 8(12), где прямо говорится, что раскулачивание производится таким образом: актив намечает хозяйства, подлежащие раскулачиванию и вносит свое постановление и передает свое постановление на утверждение пленума сельсовета <…> В действительности дело обстояло таким образом: уполномоченный РИКа совместно с местным активом, без всяких бы то ни было собраний бедняцко- середняцкой массы <…> приступал к раскулачиванию хозяйств <…> и намеченные активом хозяйства выгоняются из домов. <…> Актив раскулачивал пристрастно»; «Появились члены партии, комсомольцы и активисты из бедноты, группами в ночное время, к кулаку заходили во двор, открывали сараи, выводили лошадей»; «Активисты запрещали соседям обогревать выгнанных на улицу людей»; «Сплошная коллективизация. По дворам актив забирал сельхозинвентарь и семена»; «В штабах-комсодах у нас работали коммунисты, комсомольцы, активисты»; «Кто же были эти „активисты“? Голытьба, пьянь, лодыри»[92] и т. д.
