Землекоп Чиклин — это основная «рабочая лошадь» первой пятилетки. На такую роль Чиклина в строительстве «общепролетарского дома» указывает прежде всего его фамилия (по наблюдению А. Харитонова, происходит от диалектного глагола «чикать» — бить). Чиклин «из пролетариата», плоть от плоти революции и, следовательно, «нынешний царь», как иронично замечает сторож с кафельного завода. Однако социальное преимущество никак не сказалось на положении Чиклина: «со времен покорения буржуазии» Чиклин имел один желто-тифозного цвета пиджак. Все время Чиклин проводил в работе, он «либо бил балдой, либо рыл лопатой, а думать не успевал». Последняя характеристика важна — так же бездумно подобные «чиклины» выполняли и приказы сверху.

Чиклин является одним из участников сцены, которая показывает, какими силами выполнялась первая пятилетка. Приведем эту сцену.

Первый рабочий день Вощева на котловане заканчивается приказом Прушевского кончать работу:

«— В понедельник будет еще сорок человек. А сегодня — суббота: вам уже пора кончать.

— Как так кончать? — спросил Чиклин. — Мы еще куб или полтора выбросим, раньше кончать не к чему.

— А надо кончать, — возразил производитель работ. — Вы уже работаете больше шести часов, и есть закон» (30).

Закон, на который ссылается Прушевский, — это «Постановление Народного комиссариата труда СССР от 27 февраля 1930 г. № 74», опубликованное в газете «Известия» 28 февраля 1930 г.: «О недопустимости удлинения рабочего дня и неиспользовании выходных дней». Хотя ст. 103 КЗОТа тоже запрещала сверхурочные работы, однако в первую пятилетку со сплошными «прорывами» в экономике на это никто не обращал внимания, поэтому и потребовалось дополнительное постановление, напоминающее «о недопустимости удлинения рабочего дня»:

«В настоящее время имеют место факты, когда по предложению администрации предприятий и местных организаций, по инициативе отдельных групп рабочих на предприятиях выносятся постановления о добровольном удлинении рабочего дня или об отказе от использования выходных дней, в целях успешного проведения социалистического соревнования, ликвидации обнаружившихся прорывов по выполнению промфинпланов» и т. д.

Упоминание о постановлении от 27 февраля 1930 г. на одной из первых страниц «Котлована» может быть свидетельством того, что Платонов приступил к работе над повестью не раньше весны 1930 г.

Социалист Сафронов — другой яркий представитель советского общества. Если «чиклины» были движущей силой первых пятилеток, то такие, как Сафронов, служили идейной опорой режима. В характеристике героя Платонов подчеркивает его убежденность в правоте проводимой политики и верность «генеральной линии». Сафронов — типичный выразитель официальной идеологии; он даже назван «вождем ликбеза и просвещения» в пародийную параллель титулу Сталина «вождь всего прогрессивного человечества».

Сафронов поддерживает Сталина и в вопросе о классовой борьбе — одном из пунктов полемики вождя с Бухариным и так называемыми «правыми». Эта полемика получила отражение в речи Сталина на апрельском Пленуме 1929 г. «О правом уклоне в ВКП(б)». Сталин осуждает «немарксистский подход т. Бухарина к вопросу о классовой борьбе в нашей стране»[30], который состоит в том, что «тов. Бухарин думает, что при диктатуре пролетариата классовая борьба должна погаснуть». В идеологической борьбе со своими противниками Сталин всегда прибегает к помощи Ленина: «Уничтожение классов путем ожесточения классовой борьбы пролетариата, — такова формула Ленина. Уничтожение классов путем потухания классовой борьбы и врастания капиталистов в социализм, — такова формула т. Бухарина». Сталин неоднократно возвращается к «ошибке т. Бухарина», которая «состоит в неправильном, в немарксистском подходе к вопросу об обострении классовой борьбы». Таким образом, в общественном сознании точка зрения Бухарина на классовую борьбу при социализме закрепляется в формуле «затухание классовой борьбы», а Сталина — в формуле «обострение классовой борьбы». Сафронов обобщает эту полемику в выражении: «жар жизни вокруг костра классовой борьбы» (54). Об этом «костре» Сафронов говорит неоднократно: «Мы уже не чувствует жара от костра классовой борьбы, а огонь должен быть: где же тогда греться активному персоналу?» (64). Образ горящего костра опирается на центральные понятия в позиции «правых»: «погаснуть» и «потухнуть». Платонов утрирует мысль вождя, который не согласен с тем, что классовая борьба должна «погаснуть»: где же тогда греться активному персоналу?

Характеристике героя как идейного представителя советского общества и опоры режима соответствует и его фамилия, которая, как пишет Харитонов, «происходит от канонического мужского личного имени Софроний, от греческого sophron — здравомыслящий, благоразумный». А. Харитонов обратил внимание и на другую деталь характеристики героя через его фамилию: «вместо орфографически точного, т. е. последовательно „здравомыслящего и благоразумного“ написания Софронов, она дается в повести как Сафронов. Изменена всего одна буква, но этого достаточно, чтобы разрушить искомые „благомыслящим“ героем порядок и совершенство»[31].

Эта деталь важна, она акцентирует ту черту Сафронова, которая подтверждается и его высказываниями: несмотря на свою лояльность режиму, Сафронов в политическом плане малограмотен. Так, например, о «ликвидации кулачества как класса» Сафронов говорит: «мы же, согласно пленума, обязаны их ликвидировать не меньше как класс». Опираясь на эту реплику, исследователи платоновского творчества пытались найти в истории нашей страны такой пленум, который принял решение о «ликвидации кулачества как класса». В этой связи называли то апрельский, то ноябрьский пленумы 1929 г. (что сказалось и на датировке повести — 1929 г.). Однако в данном случае ссылка Сафронова на пленум — лишь устойчивый оборот, речевой штамп как следствие неточности его политических знаний и поверхностности убеждений. Пленума же такого просто не было: впервые политика «ликвидации кулачества как класса» была провозглашена Сталиным в его речи «К вопросам аграрной политики в СССР» на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г.: «От политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества как класса». Так Платонов показывает, что идейной опорой сталинского режима были «сафроновы» — «благомыслящие» с изъяном.

Приспособленец Козлов — третий представитель советского общества. Он тоже участвует в общем «строительстве»; и таких, как эта «рвущаяся вперед сволочь», при любом режиме бывает большинство. С образом Козлова, ушедшего с котлована на общественную работу, связанно несколько реалий времени, не только ярко характеризующих этого несимпатичного рабочего, но и дающих материал для датировки повести.

Свое право на уход с тяжелой работы на котловане Козлов мотивирует тем, что «он видит в ночных снах начальника Цустраха товарища Романова и разное общество чисто одетых людей» (48). Данная деталь любопытна в двух отношениях — как показательная для уровня «политической грамотности» Козлова и как корректирующая датировку «Котлована». Дело в том, что товарищ Романов (Романов М. И.) никогда не был начальником Цустраха (Центральное управление социального страхования — орган при Наркомате труда СССР). А был тов. Романов начальником Главсоцстраха (Главное управление социального страхования — орган при Наркомате труда РСФСР). Начальником же Цустраха с марта 1929 г. был Котов В. А.[32] Опубликованные в прессе многочисленные документы по социальному страхованию подписаны то «начальник Главсоцстраха РСФСР тов. Романов», то «начальник Цустраха тов. Котов», а под некоторыми стоят подписи обоих начальников. Так что перепутать их было немудрено, что и сделал Козлов, демонстрируя свою политическую малограмотность (видимо, такая путаница не являлась приоритетом Козлова). Но Козлов не просто перепутал Котова с Романовым, он еще и не уследил за административными перестановками, что в ситуации темпов первой пятилетки тоже было нетрудно, но для будущего идеологического работника не извинительно. Отчеты, циркуляры и пр. Главсоцстраха, которые публикуют газеты «Труд», «Известия», журнал «Социальное страхование», до конца 1929 г. подписаны тов. Романовым. Но в конце 1929 г. и в начале 1930 г. в НКТ РСФСР проходит «чистка», о которой сообщает журнал «Вопросы страхования». В ходе чистки некоторые чиновники смещаются со своих постов («вычищаются»). Видимо, нечто подобное произошло и с тов. Романовым в январе 1930 г.: февральский

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату