довольно ровном ритме. Потом в нос ударил запах крепкого табака, знакомой корабельной смеси, которую курил Шерлок Холмс. Сознание постепенно вернулось ко мне, и в мозгу начала складываться хрупкая конструкция из мыслей, логических построений и воспоминаний; тут я почувствовал пульсирующую боль в затылке, там, где меня ударили. Боль будто бы подстегнула память, я заново пережил последние секунды перед тем, как погрузился в беспамятство. От этих ярких воспоминаний я резко выпрямился и широко открыл глаза.
Тут меня ждало новое потрясение. Я сидел в карете, шторы на окнах были опущены, она мчалась с большой скоростью. А напротив, куря старую вересковую трубку, расположился Шерлок Холмс. Он улыбнулся мне с самым что ни на есть беззаботным видом.
— С возвращением, Уотсон. Вы довольно много времени провели в стране грёз, — сказал он, с наслаждением затягиваясь.
Рука моя инстинктивно потянулась к затылку, я попытался нащупать рану. Похоже, открытой не было, а вот шишку я обнаружил, размером с перепелиное яйцо, — она выступала под волосами.
— Как вы, старина?
— Не знаю, — ответил я нетвёрдым голосом, усаживаясь попрямее. — Наверное, выживу, хотя сейчас мне кажется, что в мозгу скачет стадо бизонов. У вас фляжка при себе? Глоток бренди…
— Разумеется, дорогой Уотсон.
Холмс откинул полу пальто, запустил руку в боковой карман сюртука и вытащил серебряную фляжку; свинтив пробку, он передал фляжку мне. Я, не стесняясь, отхлебнул бренди и скоро почувствовал, как бодрящая жидкость начала делать своё дело.
— Что происходит? — осведомился я, отхлебнув ещё раз и вернув фляжку Холмсу. — Куда мы едем?
Я и сам понимал, что задаю глупые вопросы, но мне пока так и не удалось собрать фрагменты воспоминаний в последовательную цепь событий, после чего можно было бы перейти к вопросам и поумнее. Собственно говоря, ритмичное покачивание экипажа, согревающее действие бренди и пульсация в затылке склоняли меня к тому, чтобы снова откинуться на подушки и уснуть. Холмс, как всегда, сумел оценить ситуацию.
— Вы уверены, что в своём нынешнем состоянии сможете продолжать это в высшей степени непростое расследование? — спросил он с сомнением.
— Может, и не смогу, — откликнулся я запальчиво, — но мне очень хочется знать, кто стукнул меня по голове, а главное — как вы сумели организовать наш побег.
Холмс широко улыбнулся.
— Огрел вас на «Матильде Бригс» некий моряк по имени Фрезер, но он не заслуживает никакого внимания. И никак не относится к делу.
— Моя голова с этим не согласна. Я бы с радостью отвесил ему ответный комплимент, — проворчал я.
Холмс продолжал улыбаться, не обращая внимания на мою воинственность.
— Что же до побега… видите ли, старина, вы никуда и не сбежали.
— Это вы о чём?
— Вы мой пленник.
Я тряхнул головой — что оказалось болезненно, — пытаясь понять, правильно ли я его расслышал.
— Пожалуйста, не говорите загадками, Холмс. У меня сейчас попросту нет сил гоняться за вами по очередному лабиринту.
— Да вам никогда было за мной не угнаться, Уотсон, даже на здоровую голову. А кроме того, даже когда вам суют под нос очевидные факты, вы не в состоянии их осмыслить. — Произнося эти слова, мой спутник продолжал улыбаться, но в голосе зазвучала безжалостная, ледяная нотка, напомнившая острое лезвие бритвы.
— Это бред какой-то. Как я могу быть вашим пленником? Я ничего не понимаю.
— Может, теперь поймёте. — С этими словами Холмс вытащил из кармана пальто револьвер и нацелил его мне в сердце. — Одно лишнее движение, и я вас убью. Вот так всё просто.
— Это шутка? — Ещё не договорив, я понял по ледяному блеску в глазах Холмса, что он серьёзен как никогда.
— Не будьте наивны.
— Значит, вы нездоровы, — заключил я. — У вас что-то не в порядке с головой. С какой радости вам меня убивать? Я ваш друг. Мы вместе пережили столько опасностей. И вместе начали расследовать это проклятое дело.
— Обстоятельства изменились.
— Господи, да какие обстоятельства!
— Ах, Уотсон, Уотсон, вы всегда отличались недалёкостью. Вы видите только ожидаемое и предсказуемое. А я всегда гордился гибкостью своего мышления и своих нравственных принципов, я даже признавал в ряде случаев, что ошибался. И вот теперь я готов признать, что вся моя предыдущая жизнь была грубой ошибкой. Я осознал, что сражался не на той стороне.
Всё это было откровенным бредом, и говорил он так, будто выучил текст наизусть. Я подался вперёд, Холмс тут же напрягся и придвинул револьвер ещё ближе ко мне.
— Вот только без всяких глупых проявлений отваги, — сказал он.
Я заглянул ему в глаза. Зрачки мутные, расширенные. То не было лицо сыщика Шерлока Холмса, живое и насторожённое; то было лицо Холмса-наркомана. Я увидел на нём мечтательное, отрешённое выражение, которое наблюдал, когда, борясь со скукой и бездействием, он искал спасения в кокаине. Вот только имелось одно серьёзное отличие. Я ещё никогда не наблюдал у своего друга в такие моменты ни агрессии, ни помрачения рассудка. Он делался сонным, медлительным, порой — говорливым, но всегда сохранял добродушие. А на сей раз в поведении его угадывалось нечто необычное и даже зловещее.
— О чём вы думаете, Уотсон? — поинтересовался он.
— Обычно вы сами мне об этом говорите. О чём я думаю, нет нужды объяснять, — ответил я, стараясь казаться беспечным. Надо подольше поиграть в эту странную шараду, понял я, чтобы уразуметь, что же на самом деле происходит, и отыскать способ вернуть друга к реальности.
Он беспощадно усмехнулся.
— Вы думаете, что я не в себе, что мне нужно как следует отдохнуть, чтобы вернуться к нормальному состоянию, так?
— В таком роде.
— Так вот, вы не правы, доктор. Как раз это и есть моё истинное лицо. Я долго блуждал во тьме и наконец прозрел.
— Понятно. То есть вы ввязались в эту дьявольскую историю с крысами и решили перейти на сторону противника.
Холмс издал дребезжащий смех.
— Да, уж вы-то умеете описывать события с чувством и выражением. Хотя, по сути, вы правы.
При этих словах сердце моё упало. Как, каким образом произошла эта перемена в поведении, да и в самой природе моего друга, было непостижимо, я лишь догадывался, что здесь так или иначе замешаны наркотики, но сильнее всего меня испугало то, насколько легко наш противник добился успеха. Я стал обдумывать, что будет, если Шерлок Холмс поставит свой талант на службу злу и превратится в моего врага.
Тут экипаж дёрнулся и остановился. Холмс приподнял штору, опустил окно, выглянул наружу.
— Ага, вот мы и приехали.
Я заметил, что уже смеркается, — выходит, я оставался в забытьи часов пять или больше. Мне послышалось, что снаружи раскрылись большие железные ворота, экипаж снова тронулся. Мы миновали большой каменный столб и въехали, как мне казалось, на широкую подъездную дорогу, после этого окно было поднято, а шторы опущены.
— Не напрягайте попусту глаза, Уотсон. Я вам и так скажу, где мы. Мы только что въехали в парк Кресент-лодж, дома моей новой приятельницы.
