- Феликс - действительно, прототип. Последний натуральный донор с имплантантом. Если вам так уж хочется четвероногого друга - лучше него и сыскать трудно. Но должен предупредить: с ним непросто. Чрезвычайно капризен, как всякое психически высокоразвитое существо.
Перовский приостановился у последней двери, перед которой стояли метла, ведро и совок.
- Ничего лишнего нельзя оставить,- пояснил физиолог,- Любопытен, как ребенок. С деструктивными наклонностями. Норовит все разобрать.
Он провел карточкой доступа по сенсору, и дверь открылась. Каурый маленький пони при виде вошедших радостно зафыркал, замотал головой и принялся ритмично отстукивать морзянку копытом.
- Елки зеленые!- удивился Фаер.
- Маленький ленивец!- пожурил питомца физиолог.- Он получает свой рацион за работу на арифметическом стенде. Но хандрит иногда, и требует, чтобы его кормили задаром.
- Арифметическом стенде? Он что, решает задачи?
- В пределах десятка считает легко. Складывает, вычитает. А вот умножение нам, увы, плохо дается. Знает около пятидесяти слов, почти все из них - глаголы. Но использует обычно не больше десятка. Прилагательных не понимает вовсе.
Пони нахально лез мордой физиологу в карман, разыскивая что-нибудь вкусное. Перовский нажал пару кнопок на стенде, и в приемный лоток упало несколько морковок.
- Морковку мы получаем только за умножение. Но нам нужно для этого сильно сосредоточиться. А делать этого мы не любим, да, Феликс?
Пони замотал головой и взбрыкнул задними ногами.
- Не слишком похоже на высокоразвитую психику. Я такое видел и в цирке,- заметил киборг.
Перовский поправил очки и снисходительно пояснил:
- В цирке вы, любезный мой, наблюдали следствие дрессуры. Обычная лошадь не умеет считать. Дрессировщик подает ей сигналы ультразвуковым свистком.
- А нет у тебя прототипов покруче, док? Как-то глупо водить компанию с лошадью. Если это последний живой донор, я так понимаю, дальше должен быть искусственный?
- Совершенно верно, должен.
- И можно на него взглянуть?
- Ну, разумеется.
- И как он соображает?
Перовский ответил ироничной усмешкой:
- Не очень-то. Весьма однобокое развитие, узковат кругозор. Исполнительность оставляет желать лучшего.
- Ну, пообщаться-то с ним можно?
- Да, но на очень специфические темы.
- И где ты его держишь, док? Я хотел бы взглянуть.
- О, это легко. Вы его часто видите, любезный мой. В любом зеркале.
Фаер почесал пони за ухом, и он довольно застучал морзянкой 'Феликс радуется'.
- Я тут еще раз пересмотрел архив на того типа, на Левушкина. Полистал журналы экспериментов… Многих деталей, конечно, я не знаю… Но косвенные данные…
- Договаривайте.
- Док… Признайся, нет никакого искусственного интеллекта. Нет никакого промежуточного звена. Потому донор - лошадь, а не мартышка. Пока еще никто не смог создать для биопрототипа искусственный интеллект умнее самой тупой мартышки. Ты убил этого парня, и сделал из его сознания имплантант. Это так?
Перовский нервно потер щеку, потом сдернул очки и принялся их протирать без особой необходимости.
- 'Сделал имплантант!'- фыркнул он.- Как просто звучит эта глупость! Вы, любезный мой, забываетесь. Это вам не программу написать. Того статиста нельзя было спасти. Он умер, понимаете? Фактически он уже был мертв. Я воспользовался случаем для блага науки.
- Да-да, я помню: без сантиментов.
- Я бы вас попросил!
- А то - что?
Феликс нетерпеливо забил копытом, требуя к себе внимания.
- То, что вы тут говорите - недоказуемо,- холодно заметил Перовский.
- Напрямую - нет. Только косвенно. В архиве есть личные дела всех статистов. Всех, кроме одного. Где это дело?
- Повторяю - все это недоказуемо. В отличие от вашей стрельбы в поезде. Мне кажется, или наш договор все еще в силе?
- В силе. Но что будет, если этот Левушкин снова сюда явится?
- Больше сюда против моего желания не явится никто. Никто. Об этом я позаботился.
- А дело?
- Нет человека - нет и дела. Ничего нет. Пепел в утилизаторе.
Пони хрустел морковкой, отстукивая: 'Феликс радуется'
- Твое счастье, док, что эта лошадь знает мало слов,- усмехнулся Фаер,- а то бы она тебе много чего высказала…
16. Надвигается беда
Желто-черная туша экскаватора поворачивалась, как в замедленной съемке. Вот смятый автомобиль, задетый огромным ковшом, ударился в столб и закувыркался по площади. Вот медленно-медленно показалась черная воронка излучателя. Облачко пара и асфальтовой пыли все ближе. Лед впереди тает, как рафинад в стакане кипятка, неиспарившаяся влага уходит в теплую сыпучую каменную крошку. Дрожь земли уже подкатывает к ступням и взбирается выше, делая ноги ватными. Хочется бросить все к черту и бежать. Но подошвы ботинок словно пристыли к промерзшему асфальту площади. Бежать некуда. Нельзя
