Вечер провел в гостинице, читал газеты, смотрел глупые фильмы про шпионов с Каневским, бывшим временным жителем Израиля. Когда ходил ставить чайник, то в коридоре каждый раз вспоминал покойного Сашу Щуплова. Такая по этому поводу грусть, он был такой живой и веселый. Все время думаю о Кандратове, буду звонить ему 1-го числа, когда он вернется.
Каково? Вот так надо писать.
Кроме мелких разговоров с Г.К., ничего нет. Весь день сижу и привожу свой роман к началу замысла, поправляя мелочи. Работа тяжелая, потому что все время колеблюсь, не интереснее ли меня сделал Б.Т., и каждый раз убеждаюсь, что в стратегии замысла все это мельче и суетливее.
Днем за обедом разговаривал с Геннадием Ивановичем Джигурдой. Он сейчас доснимает фильм в Белоруссии и очень интересно рассказывал. После нашего демарша с нефтью белорусы тоже не дремали, перевели на такие же мировые цены и все другое. Я всегда знал, что мы очень много в Белоруссии снимаем, здесь образовались подробности. Соседи, оказывается, сохранили на студиях весь кадровый состав. Сейчас в Москве группу – а она не маленькая, до 70 человек – составить почти невозможно, нет кадров, они разбежались еще в самом начале. Джигурда жалуется: в Москве курьер требует зарплату в 800 долларов. В Белоруссии актеры первого ряда стоят 300 долларов за съемочный день. В общем, соседи теперь резко подняли цену на обслуживание. Джигурда – я вставляю этот эпизод, чтобы показать масштабы – говорит, что ему легче всю белорусскую группу привезти в Москву и содержать ее там, нежели заново формировать ее в Москве. На подорожание нефти ответили сокращением культурных программ.
Погода стоит хотя и холодная, но солнечная. На обед ходил через парк, который днем со своими озерами и заснеженными павильонами производит неизгладимое впечатление. На одном из крутых спусков работает аттракцион: дети катаются на пластмассовых надувных «ватрушках». Здесь же музыка, самовар, две девицы. Для детей ничего не жалко: 80 рублей за 30 минут и 150 за час.
Днем приехала София Рома. Милая, теплая, замерзшая, поселили ее у Гакелейн. Мне кажется вульгарным, что местные предприниматели назвали свою гостиницу Гаккель-хаус. Вечером прибыл основной караван. К моему удивлению, совершенно пьяным, просто в умат, оказался Виталий Бондарев. Он пытался пинать стеклянные двери ногой и говорил, что всех любит. Максим, чистенький и интеллигентный, начал меня раздражать. Он занялся собой, милой и хитренькой Алисой и от всего отстранился, убедившись, что был прав, когда не очень хотел брать в Гатчину Виталика.
Приехал Ю.И. Бундин с какими-то своими ленинградскими друзьями, я всех устроил и, кажется, все остались довольны. Как ни странно, хорошо прошло открытие фестиваля. На этот раз было меньше разных танцев и движений по сцене, а тот вальс, который станцевали местные участники школы спортивных танцев, готовящей чемпионов, был превосходен. Как и 13 лет назад открывал все актер, изображавший Павла 1. Я сидел рядом с Богушем и Вениамином Смеховым в первом ряду, и у меня монолог императора не вызвал приступа от дурновкусия. В церемонию вошло и открытие выставки Михаила Шемякина. Это, конечно, отходы его постановки «Щелкунчика» в Маринке, Здесь – фигурки, сделанные многими мастерами и художниками для фильма «Гофманиада», и эскизы, откуда все эти полетные вещи возникли. Мне показалось, что и эта фантасмагория замечательной мелкой скульптуры, и эскизы очень существенны. Это уже какой-то новый и увлекательный мир.
Но главной доминантой открытия стало выступление Вал. Григорьевича Распутина, которое в Москве было записано на пленку. Он говорил о Родине и России – это дало несуетливую и полную ноту, серьезность, которые сделали все значительным. Давненько этот зал у себя ничего подобного не слышал.
Мне на сцене, как и всему жюри, подарили замечательные, с резиновыми подошвами, валенки. И сделали очень вовремя, сидя на первом ряду, где, я уже знал, по полу свищет ветер, я чувствовал, что замерзаю и заболеваю. На сцену я вышел в своем новом зайцевском костюме, в пластроне, жилете и бабочке, которая единственная может закрыть несвежую шею, и в носках, чтобы тут же в валенки забраться. В следующем отделении мне подарили еще и какую-то теплую кацавейку и шапку с хвостами. Теперь, выходя на даче на крыльцо, я могу обращаться к соседям: «Ну, что, посадили ли огурцы, холопы?» Из деталей: во время представления попечительского совета, когда объявили композитора Исаака Шварца, живущего здесь поблизости, в Сиверской, то зал отчаянно захлопал, а потом и встал. Это иллюстрация к так называемому антисемитизму, о котором любят писать наши писатели второй руки и журналисты. Позже в лифте мы обменялись с Левой Аннинским по поводу тем погромов, антисемитизма и прочей гадости, о такой готовностью выплескивающихся на страницы нашей либеральной прессы?
Телевидение с утра до ночи говорит о выборах в местные органы самоуправления. В Ленинграде и области все начальство ушло «в отпуск», теперь на сцену выходят лишь замы, все начальники ищут второго срока. Я снова пишу Олегу Павлову предвыборную статью.
Фильм Цимбала, правда, расставляет точки над i: один хотел нравиться власти, кипел стать классиком, «продался» черту и закончил жизнь в нищете – это эстет Олеша. Показательны здесь отношение к Шостаковичу, с которым Олеша приятельствовал, а потом предал, и твердое ощущение правоты своего вкуса и своего ощущения мира у Зощенко.
В фильме об Ильфе слишком много совсем бытового. Это, конечно, история любви. Здесь есть невероятная верность, ускользнувшая сейчас из нашей жизни верность «единственной». В этом смысле все уникально, но много и проходного в словах, просто быта, просто писем. Правда, в каждом почти письме есть один-два обжигающих речевых оборота, когда становится видно: пишет писатель. Фильм озвучен Сашей Ильф, ее такой дорогой для меня голос. Любопытно – то привлекательное и неожиданное в поведении и манерах, что меня в ней поражало, непохожее на ее подруг с Полянки и из Дома на набережной, – это от мамы, одесской казачки.
Днем видел большой игровой детский фильм «Дюймовочка», поставленный знаменитым режиссером-сказочником. Мне показалось, что эта маленькая и очень простая сказка чудовищно усложнена за счет эльфов «разных национальностей», летающих на манер Винни Пуха. Хотя сам взрослый их предводитель Филозов очень недурен. Два есть чудных эпизода: с Жабой и Жабенком (Светлана Крючкова
