проповеди». Еретики, которые «искренне раскаялись», могли быть примирены с Церковью и получали более легкое наказание — от денежного штрафа в случае незначительной вины до длительного тюремного заключения, когда осужденного заковывали в кандалы и сажали на хлеб и воду.
Порой обвиняемый обязан был носить на одежде особую нашивку — свидетельство своего бесчестия, из-за чего над ним нередко издевалась толпа. В некоторых случаях полагалось совершить паломничество.
Те, кто не отрекался от своей ереси, или отказывался от собственных первоначальных признаний, или же вообще не желал признать себя виновным, передавались светскому суду, чтобы он вынес им соответствующий приговор. Обычно их приговаривали к смерти на костре. Инквизиция отстранялась формально от пролития крови. В этом смысле она повторяла суд фарисейского синедриона, который приговорил Христа к смерти, а затем обратился к прокуратору Иудеи Понтию Пилату, с тем чтобы он назначил казнь через распятие. Грязную работу в этой тактике должен был выполнить кто-то другой, а не церковный суд и святая инквизиция, которая во многом копировала действия фарисеев, распявших Спасителя.
Имущество казненных еретиков конфисковывали в пользу короля, а их наследники не имели права занимать общественные должности по крайней мере в течение двух поколений. Остается лишь догадываться, на какие ухищрения должен был пойти Гийом де Ногаре, чтобы скрыть свое еретическое прошлое и подняться столь высоко по иерархической лестнице французского королевства.
Основным местом, где совершались признания и самонаговоры, была камера пыток. Вот она, преисподняя, место боли и страданий, высокого мужества и низкой подлости. Великому Данте и не надо было ничего выдумывать. Достаточно было лишь раз спуститься в подвалы инквизиции, и все круги ада предстали бы перед ним во всем своем грозном и ужасающем величии.
Дантов ад поражает читателя своим зловещим полумраком. Такое же ощущение возникало у каждого, кто попадал в камеру пыток. Всего лишь две свечи освещали огромное мрачное пространство, где в слабом мерцании с трудом вырисовывались контуры приспособлений для пыток, предназначенных для того, чтобы рвать на части человеческую плоть, жарить на огне пятки, с хрустом выворачивать суставы.
Все души в Дантовом аду предстают перед нами абсолютно голыми, и это обстоятельство словно тоже позаимствовано из камеры пыток. Чтобы лишить человека чувства собственного достоинства, перед тем как его начинали пытать, инквизиторы приказывали раздеть свою жертву. Причем раздевали всех без исключения: мужчин, дряхлых стариков, женщин, девственниц, для которых насильственная нагота уже была настоящей мукой.
Но какие орудия пыток обычно находились в этом аду? Начнем с дыбы. Она была первым орудием, которое стали использовать инквизиторы, как только папа Иннокентий III разрешил кромсать и выворачивать наизнанку плоть еретиков. Жертву предварительно раздевали до пояса, лодыжки осужденного заковывали в железо, руки связывали за спиной. Крепкая веревка одним концом привязывалась к запястьям, а другой конец перебрасывался через ворот, закрепленный у самого потолка. Затем палач начинал тянуть свободный конец на себя до тех пор, пока жертва не поднималась над полом на высоту 6 футов. На ноги заключенному приковывались кандалы весом до 100 фунтов. В этой позиции жертве начинали задавать вопросы и предлагали во всем сознаться.
Отказ означал несколько ударов плетью по обнаженной спине. После чего инквизитор вновь предлагал сознаться в ереси. Вновь отказ и вновь сигнал палачу, которому жертва отныне отдавалась в полную власть. Палач тянул на себя веревку, поднимая жертву все выше и выше к потолку. Затем он слегка ослаблял натяжение, и жертва опускалась на несколько футов вниз, и вдруг палач на короткое время отпускал свой конец, и тогда осужденный стремглав летел вниз на каменный пол.
Мучитель успевал в последний момент резко прервать свободное падение, и пола касались лишь тяжелые кандалы. Тело сильно встряхивало, вылетали плечевые суставы, трещали суставы ног, сдавала нервная система, и, как правило, наступал болевой шок. Через короткий промежуток времени пытка повторялась вновь — до тех пор, пока несчастный не признавался во всех грехах или пока не терял сознание.
Пытка дыбой предполагала использование нескольких уровней. Эти уровни чаще всего зависели от степени виновности осужденного и от воли самого судьи. Переход от одного уровня к другому превращался в своеобразный ритуал. Так, все начиналось со слов инквизитора: «Допросим подсудимого при помощи пытки». Эти слова служили сигналом, и палач тут же привязывал жертву к длинному и крепкому канату.
Если судья не добивался нужного признания, то он произносил: «Пусть претерпит муку», что означало лишь поднятие заключенного на небольшую высоту. Не получив признаний и в этой позиции, инквизитор произносил: «Пусть претерпит большую муку», и заключенного поднимали чуть выше, выворачивая ему при этом ключицу, а потом наносили два удара плетью. Слова же: «Пусть претерпит страшную муку» и «очень страшную муку» означали помимо плетей и тяжелые кандалы на ногах.
Все остальные меры применялись к продолжавшим упорствовать еретикам.
Другой излюбленной пыткой инквизиции была «кобыла», или деревянная лошадь. На этом приспособлении, состоящем из деревянного каркаса с днищем, куда клали жертву, и расположенном на крепких ножках или постаменте, имитировали известную в средневековье казнь, когда осужденного за руки и за ноги разрывали на части четыре запряженных лошади. Руки и ноги за лодыжки и запястья привязывали веревками к двум цилиндрам, располагавшимся по противоположным сторонам каркаса. Цилиндры можно было вращать с помощью рычагов.
В этой позиции инквизитор предлагал подсудимому облегчить свою душу чистосердечным признанием. Если ответ был отрицательный, то давался сигнал двум палачам, и они с помощью рычагов начинали вращать цилиндры, растягивая жертву. Иногда для особо упорных пытка осложнялась тем, что руки и ноги жертвы перевязывались острой проволокой, которая закручивалась палачами с помощью палки. Помимо чудовищной растяжки, в результате которой кости выходили из суставов, боль осужденному причиняли и эти проволоки, которые впивались в тело настолько, что резали руки и ноги до кости.
Если подсудимый упорствовал и не произносил желанного признания, то пытка могла продолжаться до тех пор, пока жертва не теряла сознания. Тогда появлялся костоправ. Он вправлял изуродованные суставы, обрабатывал кровоточащие раны, и после этого жертву уносили в донжон, где изуродованное тело бросали на каменный пол, покрытый соломой, и где было полно крыс. После нескольких недель, проведенных на хлебе и воде, стоило ранам хоть немного затянуться, упорствующего еретика вновь отправляли в подвал, и так могло продолжаться годами, пока человек либо не сходил с ума, либо не умирал, либо не произносил нужного признания.
Часто пытка «кобылой» осложнялась пыткой водой. Так, когда измученный заключенный, лежа на дне деревянного каркаса, который после нескольких часов страданий начинал напоминать ему гроб, пытался с трудом перевести дыхание, то именно в этот критический момент лицо несчастного покрывали влажной шелковой тряпкой и в раскрытый рот, предварительно зажав ноздри специальными прищепками, начинали медленно лить воду. У жертвы создавалось полное ощущение, что он тонет. Заключенный пытался вырваться, начинал дергаться и тем самым причинял себе еще большие страдания, теребя старые раны и беспокоя вывихнутые суставы. Удушение приводило к тому, что от напряжения у заключенного начинали лопаться сосуды.
Если с помощью этой пытки также не удавалось достичь нужного результата, то для особо упорных предназначались орудия, знакомство с которыми делало заключенного калекой.
Таков был знаменитый «испанский сапог». Это приспособление представляло собой железный каркас, сделанный действительно в форме сапога. Заключенный помещал по указанию инквизитора обнаженную ногу, от пятки до колена, между двумя распахнутыми половинками. Половинки захлопывались и закрывались на замок, а затем через отверстия с помощью молотка палач с силой вбивал клинья, сделанные из железа и дерева (все зависело от меры вины и упорства заключенного). При каждом сильном ударе клинья не только разрезали кожу, но и дробили кость. Пытка продолжалась до первого признания. «Испанский сапог» делал человека калекой на всю жизнь.
К не менее эффективным орудиям следует отнести и приспособление «дочь мусорщика». Оно состояло из крепких железных обручей, разделенных на две части и соединяющихся между собой при помощи особого запора. Вся конструкция имела очень маленький объем, равный трети нормального
