Для царскосельских узников прогулки разрешены два раза в день, в одиннадцать часов утра и в три часа дня. Прогулки длятся по тридцать минут, иногда доходят до часа. На всех прогулках Николая сопровождает князь Долгоруков.
До наступления оттепели, когда парк ещё был покрыт толстым слоем снега, Николай занимался расчисткой снега. На прогулку он брал с собой лопату и вместе с князем Долгоруковым расчищал дорожки. Когда снег в парке растаял, бывший царь колол лёд у озера.
Дети по-прежнему больны. У Ольги Николаевны прошла корь, но она заболела ангиной в острой форме. Мария Николаевна после кори заболела воспалением лёгких. Алексей оправился от кори, стал выходить, но нечаянно поскользнулся, упал, зашиб себе руку и снова слёг. Кроме этого он страдает бронхитом. Теперь врачи разрешили ему встать с постели.
Успела оправиться после кори Анастасия Николаевна, но и она заболела воспалением лёгких. Кризис миновал, и она находится на пути к выздоровлению. И только Татьяна всё время чувствует себя хорошо и ходит с отцом на прогулки.
Как-то она обратилась к караульному офицеру:
— Нельзя ли, господин офицер, снять вас с отцом?
Офицер согласился. Получился любопытный снимок: царскосельский узник оказался запечатлённым рядом с караульным офицером, надзирающим, чтобы бывший царь не бежал…
Изредка Николай Романов пытается вступить в разговор с чинами караула. На днях он обратился к часовому, у которого в петлице виднелась красная ленточка, с вопросом:
— Что это за ленточка?
— Знак народной победы, господин полковник! — отчеканил солдат сводного гвардейского батальона.
Низложенный монарх сжал губы и заметным усилием воли потупил сверкнувший в глазах гневный огонёк.
В другой раз он с улыбкой спросил у караульного:
— Выйти отсюда мне можно?
— Никак нет, господин полковник. Запрещено.
— А если я всё-таки захочу выйти, несмотря на запрещение. Что ты со мною сделаешь?
Солдат твёрдо ответил:
— Если понадобится, пущу в ход оружие!..
Бывший царь посмотрел внимательно на решительное, энергичное лицо воина и пробормотал:
— Ты хорошо знаешь дисциплину…
— Я хорошо знаю долг перед родиной! — произнёс часовой.
Больше, как передают, низложенный монарх не пытался беседовать с караульными, тем более что его просили в разговоры с часовыми не вступать, ибо это запрещено уставом.
Александра Фёдоровна с совершившимся переворотом мирится, по-видимому, менее, чем её муж. Она часто громко рыдает, и врачу то и дело приходится принимать меры против её сильных истерических припадков.
Изредка доносятся её довольно резкие «выговоры» на английском языке супругу, которого, как говорят, она укоряет в слишком поспешном отречении от престола.
А между тем в день прибытия бывшего царя Александра Фёдоровна с горьким плачем бросилась ему на грудь и говорила:
— Прости меня! Я виновата в том, что случилось…
— Нет, это моя вина, — успокаивал её Николай.
Теперь же она, по-видимому, склонна во всём происшедшем винить кого угодно, только не себя.
Сын Николая, как и его дочери, понемногу поправляется от болезни.
Алексей сразу не отдавал себе полного отчёта в происшедшем, так как родители, щадя его слабое здоровье, старались не огорчать сына заявлением, что царствовать ему уже не придётся. Но многое наводит его на мысль, что случилось что-то непоправимо-роковое. Он то и дело задаёт вопросы: «Почему к нам не приезжают ни министры, ни генералы? Отчего у нас так тихо? Скоро ли мы опять поедем на войну?»
Ответы его не удовлетворяют, и он часто раздражается. В юном цесаревиче чувствуется деспотическая жилка.
Когда у Вырубовой нечаянно вырвалась фраза: «Караульный начальник не позволит», — Алексей раздражённо крикнул:
— Пусть только посмеет! Я его прикажу расстрелять…
К счастью для России, ребёнок с такими многообещающими задатками на трон не сядет.
Дворец охраняется усиленным караулом надёжных и верных освобождённому народу воинских частей, расположенных в Царском Селе.
Завтра
Так живёт низверженный царь с е г о д н я.
Что ждёт его з а в т р а, после Учредительного Собрания и счастливо оконченной войны, после того, как Россия под сильной благодетельной рукой новой, народом поставленной власти заживёт свободно?
И мне рисуется цепь островков на Эгейском море… Вроде Корфу, который так любила покойная германская императрица…
И этот островок населён необычной публикой…
Ряд красивых дворцов… Над каждым — штандарт, каких уже нет нигде в Европе…
На одном — лукавый австрийский орёл, на другом — кровожадный, тяжёлый, весь ощетиненный железным оперением прусский хищник. На третьем — двуглавый, византийско-московский… Тяжёлый и рыхлый…
И под этими штандартами, под крышами полупустынных дворцов доживают свои дни со всею семьёй, с небольшой кучкой челяди и придворных лизоблюдов три сверженных самодержца — Вильгельм, Николай и Карл…
А на соседних островках в более скромных виллах ютятся их «соратники»: султан Махмуд[137], Фердинанд Кобург[138] и несколько других…
Миноносцы и крейсера ходят вокруг, следят, чтобы не скрылись с островов, из своей почётной тюрьмы бывшие владыки земли…
А народы их, раньше рабы и твари, а теперь вольные люди, изредка пробегают глазами газетные известия: «Алиса Гессенская, по мужу — Александра Романова, в мире опочила… Тихо умерла…»
«Карл Габсбург скончался вскоре после Вильгельма Гогенцолерна, оставив после себя многомиллионное наследство…»
И таким образом угаснут бесславно и бесшумно последние потомки последних угнетателей народа на земле!..
Май, 1917 г.
Приложение I