Став во главе страны, вы издали ужасные законы против прессы. Вы заставили умолкнуть все голоса, кроме вашего собственного. Все партии лишились голоса. Вы не боитесь покушений на вас?
Ни в коей мере, поскольку крайне неосмотрительно с моей стороны было бы, если бы я не имел возможности одним движением руки обезоружить все партии одновременно.
Как же вы станете действовать?
Начну с того, что вышлю из страны сотни людей, которые пытались с оружием в руках противостоять моему восшествию на трон. Мне рассказывали, что в Италии, Германии и Франции существуют тайные общества, из членов которых рекрутируются бунтовщики, устраивающие заговоры против правительств. В моей стране я разорву эти невидимые нити, которые, словно паутина, плетутся в укромных углах.
И что потом?
Каждый, кто организует тайное общество или примкнет к нему, будет подвергнут строгому наказанию.
Хорошо, это относится к будущему. А что произойдет с обществами, которые уже существуют?
Макиавелли
Из соображений всеобщей безопасности я вышлю из страны всех, кто известен своей причастностью к этим обществам. Те, против которых у меня не будет прямых улик, вынуждены будут ощущать давление постоянной угрозы; поскольку я издам закон, который даст правительству право на основе специальных указов высылать из страны любого, кто когда-либо состоял в подобном обществе.
То есть без приговора суда.
Почему вы говорите: без приговора? Разве решение правительства не есть само по себе приговор? Можете быть уверены, мало кто станет жалеть бунтовщиков. В странах, покой которых длительное время нарушался раздорами между гражданами, мир следует устанавливать с помощью непреклонных насильственных мер. Ради установления покоя следует пойти на многочисленные жертвы. Жертвы приносят. И авторитет человека, имеющего право отдавать приказы, внушает вследствие этого такое почтение, что никто не смеет покуситься на его жизнь. После того, как Сулла потопил Италию в крови, он появился в Риме как обычное частное лице, и с его головы при этом не упал ни один волосок.
Вижу, вы добрались теперь до периода ужасных экзекуций. Не рискну что-либо заметить по этому поводу. Мне кажется только, хотя я и понимаю ваши намерения, что вы могли бы быть более мягким.
Когда взывают к моей доброте, я могу позволить людям говорить со мной. Откровенно скажу вам, что часть строгих мер, перечисленных в законе, будет лишь служить угрозой, однако при условии, что меня не вынудят прибегнуть к их применению.
И вы называете это предупредительными мерами! Однако ваши рассуждения о вашей доброте меня несколько беспокоят. Иногда у человека, который слышит подобные рассуждения, стынет в жилах кровь.
Отчего же? Я находился в ближайшем окружении герцога Валентинуа [35], о котором ходила недобрая слава и который на самом деле её заслужил, поскольку были в его жизни периоды, в которые он не знал жалости. Но я заверяю вас, что, как только завершались необходимые экзекуции, он становился вполне добродушным человеком. То же самое можно сказать почти обо всех главах абсолютной монархии. В глубине сердца они добры, и доброта их особенно распространяется на простых людей.
Трудно сказать, не более ли вы мне приятны в своем гневе. Ваша мягкость предстает для меня еще более отвратительной. Однако вернемся к нашим делам. Итак, вы уничтожили тайные общества.
Не надо спешить. Я их не уничтожал. Вы кое-что путаете.
Что же и в каком смысле?
Я всего лишь запретил тайные общества, которые по своему характеру и поведению могли бы выйти из-под контроля моего правительства; однако у меня не было намерений лишить себя средства получения информации и оказания тайного влияния, могущего быть крайне значительным, если умеешь им пользоваться.
Что вы намереваетесь с ними сделать?
Я рассматриваю возможность своего рода легального существования определенного числа подобных обществ или их объединения в одно общество, верховного руководителя которого буду назначать я сам. Это позволит мне держать в своих руках революционных деятелей разного толка, существующих в стране. Люди, составляющие подобные общества, относятся ко всем нациям, социальным классам и сословиям. С их помощью я постоянно буду в курсе всех политических интриг. Это будет чем-то вроде одного из подразделений моей полиции, о которой я собираюсь вам рассказать.
Этот подземный мир тайных обществ сплошь состоит из пустоголовых людей, которым я не придаю ни малейшего значения, однако в том мире можно нажимать на скрытые рычаги, приводить в движение определенные силы. Если там что-то будет происходить, я постоянно буду в курсе всех дел. Если там будет готовиться заговор, я буду во главе его.
Я — магистр ордена.
И вы верите, что эти толпы демократов, эти республиканцы, анархисты и террористы подпустят вас к себе и сядут с вами за один стол. И вы смеете верить, что эти люди, не признающие господства человека над человеком, примут в свои ряды вождя, который будет не чем иным, как их господином!
Вы не знаете, дорогой Монтескье, сколь бесплодны, сколь жалки эти люди, большинство из них, подбивающих народы Европы на бунт. У этих тигров овечьи души, а их головы набиты пустыми фантазиями. Достаточно заговорить на их языке, чтобы проникнуть в их круги. К тому же их идеи, за редким исключением, обнаруживают невероятное сходство с теориями абсолютизма. Они мечтают о растворении индивидуума в единстве, толкуемом лишь как символическое. Они требуют полного осуществления принципа равенства всех людей с помощью толковой власти правительства, которая в конце концов может иметься в руках лишь одного человека. Вы видите, что и в этом я основываюсь на положениях вашей воли. В заключение я должен сказать, что у них ведь нет выбора. Тайные союзы будут существовать при условиях, мною только что названных, или не будут существовать вовсе.
Вы не заставляете долго ждать, пока наступит конец: sic volo sic jubto (Так я хочу, так я приказываю). Я полагаю, можно считать, что вы хорошо защищены от заговоров.
Так точно. Однако будет правильным сообщить вам еще, что по закону будут запрещены собрания и сходки, число участвующих в которых превышает установленный уровень.
