В 1813 году умер Лагранж. 11 апреля 1813 года Ампер пишет Бредену: «Мне сообщили о смерти Лагранжа… Итак, вот вакантное место в Институте… Мне нужно будет выступить в качестве соискателя… Нужно будет сделать целых шестьдесят визитов… Я буду день и ночь работать над мемуаром. Скажи об этом Балланшу и Депре, но больше никому, чтобы мне не оказаться лишний раз посмешищем».
Двадцать третьего апреля он уезжает в инспекторское турне, а 30 апреля узнает о полном провале своей кандидатуры. Он получил всего один голос, остальные голоса достались конкурировавшему с ним Пуансо. Эту неудачу Ампера можно объяснить не только тем, что заслуги Пуансо перед наукой в то время были, может быть, более значительны, чем заслуги Ампера, но также и причинами политического порядка.
Наполеон, этот дальновидный деспот, по-своему покровительствовал наукам. Еще во время Директории его избирают членом Института. Во время V Египетского похода он гордо отмечает в заголовке своих прокламаций: «Бонапарт, главнокомандующий, член Института», и позже в статьях прихода своего цивильного листа Наполеон на первом месте помещает: «Жалованье его величества императора и короля в качестве члена Института— 1500 франков». Прекрасно отдавая себе отчет в роли и значении науки в развитии капиталистического производства, Наполеон умело использует ее и направляет в духе своей экономической политики. Стендаль справедливо замечает, что «в ту эпоху какой-нибудь аптекарский ученик, копошась в своих пилюлях и пробирках в задней комнате магазина, думал про себя, скатывая пилюли и фильтруя жидкости, что если бы он сделал какое-либо открытие, то мог бы стать графом с 50 тысячами ливров дохода».
В 1813 году двадцать три члена Института заседают в сенате. Зоолог Ласепед — великий канцлер «Почетного легиона» и пятьдесят шесть кавалеров, баронов, графов и князей, получивших эти титулы от императора, являются членами Института. Ампер же остается в стороне от всего этого потоку почестей и золота. Это находит свое объяснение как в его изолированной, замкнутой, оторванной от реальной политики жизни, так и в его антибонапартистских настроениях, которые, несмотря на его крайнюю осторожность в политических высказываниях, были хорошо известны наполеоновской полиции.
Только в 1814 году, уже после падения Бонапарта, Ампер избирается в члены Института на место умершего Боссю.
Хлопоты, связанные c избранием, отнимают у Ампера много времени. Он пишет: «Я бодрствовал большую часть ночей, чтобы приготовиться к моему курсу, тогда как дни проходили в визитах членам Института, в приготовлении заметок и извлечений из моих работ, необходимых для того, чтобы сделать очевидными мои права на избрание в члены Института».
Избранный 28 ноября 1814 года в первом туре голосования, он тотчас же пишет Бредену: «Все так сложилось, что я могу быть на мгновение счастлив; но сколько к этому примешивается сожалений…» И далее в следующем письме: «Когда я был неуверен «в своем избрании, я переходил от страха к надежде, был занят расчетами и визитами. Теперь я сам упал с высоты и ничего больше не вижу в жизни… Я надеюсь встряхнуться и работать с прежним пылом… сперва над математикой, а затем над психологией, где, мне кажется, я разрешил важные проблемы».
Итак, Ампер — член Института, академик. Новые успехи радуют его. Он читает ряд лекций в Athenee — учреждении, где объединились ученые, читающие публичные, но неофициальные курсы лекций. Ампер читает лекции по математике и философии, которые проходят вполне успешно, заботится о семье, опорой и единственной поддержкой которой он является.
Падение Наполеона и реставрация. Бурбонов была им встречена с симпатией. Он мечтал об успокоении, о порядке и потому был настроен против агрессивной внешней политики Бонапарта. Как и многие представители буржуазных кругов, он больше всего хотел стабилизации общественного строя и в силу этого был антибонапартистом. Впрочем, это не сделало его роялистом. События, сопутствовавшие Реставрации, — в первую очередь разгром французской армии, — «разрывами ему сердце». Помпезное вступление в Париж Бурбонов, восстановленных штыками союзников, он насмешливо характеризует как «театральное зрелище», которое он созерцал в высшей степени апатично. Все же его антибонапартистские настроения были учтены первой Реставрацией.
Двадцатого декабря 1814 года Людовик XVIII пожаловал ему оставшийся неупраздненным от Наполеона большой крест «Почетного легиона». В январе следующего года получил на него патент.
Во время «Ста дней» он не мог носить этого знака отличия. Ему намекали, что он снова получит это право, если обратится с просьбой к Наполеону. Ампер отказался от всяких ходатайств по этому поводу. Биографы отмечают интересный инцидент, разыгравшийся на заседании Французского института и чуть было не сорвавший всю академическую карьеру Ампера.
Во время «Ста дней» Наполеон усиленно заигрывал с самыми различными кругами французского общества. Он посещал общественные собрания, театры, научные учреждения. Посетил он также и Французский институт. Как раз на этом заседании Института, происходившем под председательством Жоффруа Сент-Илера, Ампер поднялся на кафедру, чтобы прочесть свой очередной мемуар. Все слушали его с большим вниманием. Неожиданно в собрании произошло сильное волнение. Вошел человек в темно- синем фраке, украшенном орденом «Почетного легиона». Одним жестом он успокоил волнение присутствовавших и, приблизившись к свободному креслу, занял его. Ампер ничего не заметил и, окончив чтение мемуара, вернулся на свое место. К своему большому удивлению, он нашел кресло занятым. Смущенный Ампер, не решаясь что-либо сказать, повертелся около кресла, кашлянул, но незнакомец не обратил на это никакого внимания. Тогда, обращаясь к своим коллегам, Ампер заметил, что странно так бесцеремонно занимать чужое место. В ответ последовали молчаливые улыбки. Ампер обратился к Жоффруа Сент-Илеру:
— Господин председатель, должен вам заметить, что лицо, постороннее для Академии, завладело моим местом.
_ Вы ошибаетесь, дорогой собрат, лицо, на которое вы намекаете, является членом Академии наук.
— С каких пор? — спросил Ампер.
— С 5 нивоза VI года, — заметил незнакомец.
— А по какой секции? — иронически улыбнулся Ампер.
— По секции механики, — ответил тот.
— Это слишком! — воскликнул Ампер и, взяв ежегодник Института, прочел под указанной ему датой:
«Наполеон Бонапарт, член Академии наук, избран по секции механики 5 нивоза VI года».
Ампер не узнал императора. Он рассыпался в извинениях.
— Вот видите, сударь, какие неудобства получаются, когда не бывают у своих коллег. Я вас никогда не вижу у себя в Тюильри, но придется заставить вас пожаловать ко мне, хотя бы для того, чтобы сказать мне bonjour.
Наполеон присутствовал на заседании до самого конца и перед тем как уйти еще раз обратился к Амперу со словами:
— Вас, дорогой коллега, я жду завтра к обеду к семи часам. Я вас посажу рядом с императрицей; не примите ее за кого-нибудь другого.
На следующий день Наполеон сел за стол, понапрасну прождав своего коллегу по Институту в течение часа… Ампер забыл прийти…
Однако при второй Реставрации Амперу пришлось пережить много неприятностей. Прежде всего его либерализм, хотя и расплывчатый, был не-угоден воцарившейся реакции. Возвратившиеся эмигранты создали атмосферу такой реакций и белого террора, в которой всякое инакомыслие и либерализм вырастали в преступление. Несмотря на это, оппозиционные настроения в стране быстро росло. Любопытен следующий штрих. В секретных правительственных донесениях указывалось: в 1824 году подписчиков шести правительственных периодических изданий было 14344, а подписчиков такого же количества оппозиционных изданий было 41300 человек.
Все акты террора санкционировались первоначально «Бесподобной палатой», названной так самим Людовиком XVIII за ее готовность одобрить любой декрет, в какой бы то ни было степени направленный против революционных завоеваний. Когда при втором возвращении Бурбонов началась чистка в Институте и в школе, все чувствовали себя под угрозой. Ампер уже до этого был временно отстранен от выполнения
