тренировке духа и дисциплины, средство попасть в число «достойных», которые могут быть причислены к лику «пробужденных» (от корня Будх — пробужденный, озаренный истиной. Отсюда имя Будды, которое принял индо-арийский принц Сиддхартха).
Эвола намного пережил Гитлера и Муссолини. Еще в 70-е годы, в период разгула терроризма в Италии, он оставался идолом неофашистских «эзотерических» боевиков.
Так обстоит дело. Лишь на внешний взгляд «братство» выглядит антитезой тоталитарным и расистским теориям. На деле между ними протянута весьма прочная нить. От «избранности» она ведет к «сверхчеловеку» и «расе господ». Их роднит поклонение золоту, боязнь народа.
Мистик Равенскрофт, хорошо знающий доктринарные точки соприкосновения «белой» и «черной» магии каменщичества, в своей характерной манере признает:
«Космическое христианство Грааля… имеет одно общее свойство с нацистским поклонением антихристу». И добрые, и злые адепты должны пройти «сквозь тот же занавес» и «разделять видения и участие в тех же надчувственных мирах».[120]
Если так, то сохрани людей судьба от таких «надчувственных миров»!
А теперь вспомним о «слугах дьявола», ламах, приглашенных поворачивать «силы космоса» против русских, Советского Союза. Что с ними было дальше? По мере того как «расу господ» стали громить под Москвой и Сталинградом, Курском и Белгородом, отношение гитлеровцев к «зеленым людям Агарти» становилось все хуже. Подобно тому, как дикари наказывают плетью фигурки своих идолов, когда те не исполняют их молитвы, так и нацисты стали относиться к «дружественным посланцам темных сил» с нескрываемой злобой и презрением, они морили их голодом, посадили на паек концлагерей, и перед вступлением в Берлин советских войск мистические союзники Гитлера покончили с собой.
В этом был свой драматизм. Понимали ли они, в каком деле участвовали?
Глава 8
Послевоенные заботы «архитекторов»
Наступила агония гитлеровского режима. В состоянии депрессии, перемежающейся моментами истерического подъема, Гитлер сидел в подземном бункере под имперской канцелярией в Берлине, утешаемый Геббельсом, одним из немногих нацистских главарей, который сохранил ему верность.
В один из вечеров Геббельс напомнил Гитлеру о «чуде», которое позволило Фридриху II избежать последствий поражения от России и сохранить престол в Пруссии. Министр пропаганды отыскал сходство в гороскопах Фридриха и Адольфа Гитлера. На некоторое время Гитлер пришел в неестественно приподнятое состояние духа, повторяя: «Судьба Фридриха… судьба Фридриха… Чудо… Чудо». А тут последовало сообщение о смерти американского президента Рузвельта. Оно вызвало в бункере нацистов надежды на возможные раздоры между членами антигитлеровской коалиции.
Но Красная Армия с боями уже вступала в Берлин. Западные союзники СССР, до лета 1944 года выжидавшие хода событий, теперь, боясь, что Советский Союз один довершит разгром рейха и освобождение Европы, стремились наверстать упущенное.
Подвергались жестоким бомбардировкам города, куда должна была прийти Красная Армия. В частности, был опустошен лишенный крупных военных объектов Дрезден. Зато тщательно оберегалась от налетов военная кузница Гитлера — Рур. Еще в начале нападения Гитлера на СССР один американский сенатор заявил, что в случае, если будут одерживать верх немцы, надо помогать русским, а если дела обернутся иначе, то надо помогать немцам. «И пусть они убивают друг друга как можно больше». Потом этот сенатор стал президентом США. Гарри Трумэн стремился пожать плоды семян, которые были посеяны им и его единомышленниками еще в начале войны. США должны были стать гегемоном, непререкаемым лидером всего мира. Ослабленные Англия и особенно Франция не могли выступать конкурентами. Германия лежала в руинах. Единственным соперником могла считаться Россия, но потери ее были большими, победа далась исключительно высокой ценой. А теперь США могли рассчитывать и на сверхоружие — атомную бомбу. И не успели остыть угли военных пожарищ, как началась перестройка политики Запада, в первую очередь США, против Советского Союза.
В конечном итоге не исключалась и война против недавнего союзника. Еще в августе 1943 года, при жизни Рузвельта, Управление стратегических служб США (УСС) передало на рассмотрение высшего руководства страны «Меморандум 121» о возможных «направлениях стратегии и политики в отношении Германии и России». Третьим пунктом значилось: «Попытаться повернуть против России всю мощь непобежденной Германии, все еще управляемой нацистами или генералами».
Далее пояснялось: «Это, вероятно, приведет к завоеванию Советского Союза той самой могущественной и агрессивной Германией, которая объявила войну против России и против нас в 1941 году». Но выражались и сомнения: «Чтобы не допустить последующего господства Германии над всей мощью Европы, мы вместе с Великобританией будем обязаны после завоевания России Германией взяться еще раз и без помощи России за трудную, а может быть, невыполнимую задачу нанести поражение Германии».
Учитывалось, что в США и Великобритании «общественное мнение решительно мобилизовано против Германии». Наиболее реальным поэтому было сочтено добиваться поражения Германии, но вместе с тем «некоего урегулирования, враждебного интересам России».
«Меморандум 121» был подписан директором УСС генералом Уильямом Дж. Доннованом, утвержден Объединенным комитетом начальников штабов, высшим военным руководством США, и представлен на рассмотрение руководителей США и Англии. (Документ рассекретили только в 1978 году.)
Подготовлен документ был не случайно. Предстояла встреча Рузвельта и Черчилля в Квебеке, где решался вопрос о втором фронте. Три года подряд, вопреки обещаниям, союзники срывали его открытие. Советский Союз один нес главную тяжесть сражения с нацистской военной машиной, вобравшей в себя мощь индустрии завоеванных Гитлером европейских государств. Он не только не дрогнул, а нанес гитлеризму тяжелые, решающие поражения. Победа под Сталинградом была поворотным пунктом мирового конфликта. Надежды генерала Доннована на «третий вариант» выглядели беспочвенными. Вот почему, вопреки сопротивлению англичан, на встрече было, наконец, решено начать в 1944 году операцию «Оверлорд» — высадку массового десанта в Северной Франции. Принятие решения об открытии второго фронта не означало, однако, отказа от сепаратных контактов с гитлеровцами, которые продолжались чуть ли не до самого последнего момента.
Характерно, что даже когда Муссолини был казнен партизанами, а фюрер думал о самоубийстве, его подчиненные продолжали возню с «копьем Лонгина» и реликвиями германских императоров. В Нюрнберге, где для хранения «мистического талисмана» были оборудованы специальные подземные убежища, эмиссары Берлина перетаскивали реликвии с места на место. Операции эти были засекречены до абсурда, исполнители действовали разрозненно, пока совсем не перепутали, что куда нести. «Копье Лонгина» из-за своего не очень внушительного вида оказалось на виду, тогда как более роскошные предметы из ограбленного гитлеровцами Хофбургского музея были запакованы в ящики и приготовлены к отправке в тайники.
Картина была фантасмагоричной: кругом все рушилось, дымилось. В Берлине шли бои. Немцы вывешивали белые флаги. Страна освобождалась от кошмара, в который погрузили ее гитлеровцы. А где-то в подземельях бегали посланцы фюрера, перепрятывали обломки копья, около которых он некогда задумал покорить мир.
Гитлер и Геббельс строили свои отчаянные расчеты на определенном знании психологии влиятельных сил на Западе: те, действительно, пытались спасти гибнущий режим, использовать остатки германских армий против Советского Союза. Старая логика побуждала их перенять у нацистов эстафету, попытаться довершить то, на чем гитлеровцы надорвались.
Для этого, как им казалось, им достаточно было обладать монополией на невиданное оружие, оружие
