— А? Ты, князь? — сказал он Тутаеву, радушно с ним здороваясь. — Куда?
— А так! Промяться выехал, — ответил Тугаев и вдруг сказал: — Дозволь, Терентий Михайлович, с тобой перемолвиться словом!
Терентий взглянул на него и молча кивнул головою. Они поехали рядом. Тугаев тихо заговорил:
— Жить мне тяжко, Терентий Михайлович. На душе у меня туча черная. Извелся я совсем, измучился!..
Князь Терентий маяча посмотрел на него, и во взгляде его сверкнул луч участия.
Тугаев оживился и продолжал:
— Тайна у меня на душе. Давит она меня и мучает. Хочу тебе душу свою открыть…
Терентий произнес:
— Только потом не кайся. Иногда так-то бывает. Выложит человек перед человеком свою душу, а потом и сам не рад, и прежний друг в одночасье злым врагом делается. Подумай, а потом говори.
Тугаев встряхнул головою и с решимостью ответил:
— Все тебе как на духу поведаю! — и дрогнувшим голосом начал свою страшную исповедь…
Сперва рассказал он, как повенчали его, не смысля, по обету родительскому с нелюбимой женою. Как страдал он с нею и мучился, взяв на плечи свои непосильный крест. Как сломал он походы и сдружился с Петром. Как вернулся и увидел сестру их Анну, как полюбил ее. Как виделись они. Как колдовал он у Еремейки и что сделалось потом.
Голос его дрожал и доходил до шепота.
Князь Теряев давно уже остановил коня, и они стояли посреди дороги, оба взволнованные, бледные от ужаса внезапно раскрытой тайны.
— И нет мне теперь покоя, — тихо проговорил Тугаев, — и вижу я загубленные жизни, и свою, и Анны! И не знаю выхода. Вот я встретил тебя, поведал как на духу, тайну свою и теперь в твоей власти! Хочешь, иди в приказ и скажи о моем окаянстве!..
Терентий скорбно покачал головою и ответил:
— Господи! Господи! Греха-то сколько! Не знамение ли это антихриста? Что могут сделать люди с тобою? Бог наказует тебя! Загубил ты две жизни, двух жен своих; над душой сестры моей насмеялся. У людей нет на тебя наказания. Иди в монастырь и там свой грех замаливай!
— Тяжко мне! Тяжко, — застонал Тугаев и склонил голову на шею лошади.
Терентия охватила жалость к этому человеку. Он положил руку на его плечо и сказал ему задушевным голосом:
— Бог простит! Он все видит, и ни одна покаянная слеза твоя не упадет даром. Время теперь страшное, пришел антихрист со слугами своими, и благо тому, кто вовремя успел принести покаяние! Иди в монастырь, не мешкай…
Тугаев встрепенулся и, взглянув на Терентия, сказал:
— Спасибо тебе, князь! Указал ты мне путь истинный!..
Князь сложил двуперстно руку и осенил Тугаева крестным знамением.
— Мир с тобою, мой бедный брат! — сказал он. — Иди и поборай дьявола!..
Князь порывисто поцеловал Терентию плечо и погнал коня во всю его конскую мочь…
VII. Гроза
На другой день после этой беседы князь и княгиня Тугаевы, простившись со стариками Теряевыми, тронулись в дальний путь.
— С чего надумались? — спрашивал у князя Петр. — Теперь у нас самое веселье. Вскорости весна начнется, охоты!
— Не до того нам, — ответил Тугаев, — поездим по святым монастырям, за грехи свои помолимся. До сей поры одна Аннушка ездила, а теперь и я с нею.
И они поехали в двух возках, взяв с собою только десяток слуг.
— Дела! — говорил жизнерадостный Петр своей жене. — Людям бы веселиться, ан на них грусть- тоска так и лезет! С чего?
— Грехи, надо быть, одолели, — задумчиво отвечала Катерина.
— У них-то грехи?…
Катерина тихо кивнула головою.
— На верху-то слухи ходят, что жена его первая неспроста померла!
Петр вздрогнул, и глаза его сверкнули гневом.
— Катерина! — грозно сказал он. — При мне таких слов не говори! Не учил я тебя еще; как бы не начал!..
Дела!
Это слово теперь переносилось с уст на уста. С новым встретилось старое в лице боярыни Морозовой и все с напряжением и тревогой следили за ее неравной борьбою.
— Боярыня, — говорил Терентий Морозовой, — во дворце царь что ни день ждет тебя с поклоном. Чего не идешь ты? Грозу на себя кликаешь!..
— Сестрица, голубушка, — говорила ей княгиня Урусова, — муж сказывал, царь больно на тебя серчает. Иди скорее, поклонись!..
Морозова улыбалась им обоим в ответ.
— Ах вы, мои заступники! Миленькие вы мои! Как же, подумайте, золотые, я к царю поеду? Приеду, войду, тут меня архиереи благословлять троеперстно станут, приму ли на душу такое поругание? Войду, говорить стану. Поначалу царя благоверным наречи. Благоверным! Подумайте, милостивцы. А какой же он благоверный, коли он слуга антихриста? А там ему и руку целовать надо. Тьфу! Не возьму на душу греха такого!
Терентий молчал, чувствуя правоту ее, а княгиня, сестра ее, умиляясь, говорила:
— Не оставлю я тебя, страстотерпица! С тобою муку приму!
— Мати Феодора, отпусти нас! — просили трусливые инокини.
— Подождите, милые! Придет беда, сама укажу вам, а теперь скучно мне без вас будет!
— Царский посол! — доложила однажды испуганная Меланья.
— Что ж, пусть войдет, — ответила Морозова, и в горницу к ней вошел боярин Троекуров, лицом красный как свекла, толстый как боров, с рыжею бородою и рыжими бровями кустиками.
— Уф! — заговорил он, отираясь платком. — Что ж это ты, боярыня, супротивничаешь? Ась?
— Ты хоть лоб-то перекрести, слуга антихристов, — спокойно заметила ему Морозова.
— Лоб? Ах ты! Вот вошел, и сейчас лукавый попутал!
Боярин истово помолился на образа и снова обратился к Морозовой.
— Что ж это ты строишь, мать? — грозно заговорил он. — Царь поженился, в радостях, а ты хоть бы челом ему побила, на радости поздравила. Вишь, на свадьбу не поехала и теперь кочевряжишься!..
Боярыня слушала его с кроткой улыбкой.
Он был ровесник ее покойного мужа, пировал на ее свадьбе, помнил ее красу и величие, и теперь приходил прямо в раж.
— Эх, живи боярин Глеб Иванович! Взял бы он плеть шелковую… Ты что думаешь себе? Перед царем ты козявка малая. Царь повелит, и тебя на цепях притащат! Чего молчишь, гордячка? Али не дело говорю? Вот что! Царь прислал меня, чтобы я тебя честью уговорил. Так сказывай теперь: приедешь к царю или нет?
— Нет!
— Как? — боярин даже попятился и сел с размаху на коник.
— Так, Степан Трофимович, нечего мне у царя твоего делать. Он так думает, а я так! Зла царю я не делаю и дивлюсь только, за что такой гнев на мое убожество!
— Тьфу! — обозлился Троекуров. — Ради Ивашки одумайся!
— А что могут младенцу сделать?