Не заболела? Погода вдруг пошла против нас…
– Возможно, слегка устала. – Я пожала плечами и заставила себя улыбнуться.
– Всё твои переводы, – покачала она головой. – Не спишь ночами. А ведь Бог для чего, спрашивается, день от ночи отделил? Чтобы днем работать, милая, а ночью спать…
– Все это верно, но…
– Вместо того, чтобы изнурять себя бестолковой работой…
– Мам, – одернула ее дочь, давая понять, что это никому не интересно.
Но бабуля ее проигнорировала.
– Ты могла бы получить второе образование.
– Думаю, с меня и одного достаточно. – Моя улыбка вышла намного искреннее. – Мне нравиться переводить.
– Но, птенчик, ты такая бледненькая! И румянами, вижу, не пользуешься. И, кажется, вообще не пользуешься косметикой....
Она прищурилась, чтобы получше меня рассмотреть.
– Зачем ей косметика, – заметил папа. – У девочки чистая природная красота.
– Но она бледная, – не унималась бабуля. – Кто ее бледную замуж возьмет?
– Мам, – снова окликнула ее вполголоса дочь. Моя мама всегда говорила тихо, не повышая тона, но твердо и с большим достоинством.
– Что, «мам», Ирина? Я хочу правнуков, почему нет?
Но большие зеленые глаза Ирины ответили таким выразительным взглядом, что бабуля больше не настаивала.
Ах, ну как же… Затронута запретная тема. Иногда бабуля об этом забывала. Но только не родители.
Ужин длился не долго, но к тому времени, когда мы переместились к камину, я просто изнемогала от усталости.
Расслабленно откинувшись в кресле, через недопитый бокал вина я созерцала огонь в камине, - он мерно потрескивал и излучал приятное тепло. Рядом сидела мама, внешне очень похожая на бабулю – вылитая аристократка: гордая осанка, белоснежная кожа, светлые волосы, собранные в аккуратную «ракушку». Но выглядела она сегодня намного скромнее своей матери. Простое бирюзовое платье из джерси, из украшений только брошка. Неизменно сдержана в манерах и тактична.
Папа в быту предпочитал носить джинсы, но сейчас на нем были классические брюки и белая рубашка. По другую сторону камина, напротив нас с мамой, он удобно устроился в кресле и развернул газету. Бабуля пристроилась в соседнем с ним кресле и не сводила мечтательного взгляда с рисующего хитрые узоры пламени.
– Представьте себе, – воскликнул папа, делясь с нами впечатлением от прочитанного. – Клонирование приносит все больше положительных результатов. Клонировали множество животных, которые ничем не отличаются от обычных. Следует полагать, скоро дойдет очередь и до людей…
Как я уже упоминала ранее, мой отец – психотерапевт. Опытный и мудрый доктор. Вместе с тем у него философский подход к жизни и просто удивительное чувство юмора.
Услыхав его сообщение и, в особенности веселую нотку в интонации, бабуля испуганно встрепенулась:
– Чему тут радоваться? Что будет в естественным зачатием, с рождением в муках? С душой? Или душу клонируют в комплекте? Люди ведь и жениться перестанут. А институт семьи? Господи, помилуй нас от такого несчастья. – Она поспешно перекрестилась, сверкнув большим камнем на перстне.
– Зато, представьте! Развести стадо овец, загон лошадей, целую птицеферму – и все за короткий срок! Вот где важность открытия. Зачем душа корове или свинье? У них ее и нет, как утверждают ученые.
– Какие ж они опыты ставили, чтобы это увидеть? Абсурд! Я бы никогда не согласилась есть мясо клонов.
– Как знать, уважаемая, Вера Васильевна, как знать, – лукаво усмехнулся папа. – Может, мы давно едим это мясо. Ведь клонирование разрабатывают веками. Я предполагаю, что нас сперва приучили бы к этим продуктам, а уж потом признались в своих достижениях.
– Куда катится человечество, – взорвалась бабуля, но тут же подавила в себе внезапный всплеск эмоций и замолчала. Однако лицо ее еще долго выражало крайнее возмущение.
Мне кажется, отец нарочно волновал ее всякими «возмутительными» новостями. Может, ради забавы, чтобы иметь возможность подтрунивать над престарелой тещей, может, как врач, таким способом заботился о ее кровообращении. В любом случае, с моим папочкой и с его рассказами долгими семейными вечерами скучать не приходилось.
Странно как-то, подумала я.
Сидим вот всей семьей, довольные, сытые, защищенные, отдыхаем у камина. Слушаем шум дождя где-то за стенами дома, обсуждаем развития генной инженерии.
А там, на улице, или, быть может, в укромном темном месте, жив-здоров сейчас убийца, ничего возможно не опасаясь, уверенный в своей безнаказанности, и ему уж точно наплевать, есть у клона душа или нет!
Кто он такой и зачем убил, пока оставалось загадкой, как и то, к чему склонялся после всего содеянного: тянет ли его, по определению, на место преступления, возникает ли желание похвастаться своей скотской силой и бесстрашием? Или же это мелкое, задавленное существо, забившийся в щель отшельник, совесть которого снедаема страшным, параноидальным червом. И рассудок, и дни его, быть может, уже сочтены.
И столь много вопросов обрушилось на меня в одночасье, что от их давления вскружилась голова, всколыхнулись в душе тяжелые волны тревоги. Суть же главного, наиболее волнующего вопроса заглушала голоса всех остальных: «Неужели это обстоятельство тронуло меня больше, чем просто профессиональное?»
И в то же время, глубоко-глубоко, в недосягаемых просторах подсознания (а в действительности, не таких уж недосягаемых), я знала ответ. И это пугало больше всего. Потому что не под каким предлогом я не смела его открыть…
Ведь я и сама отшельница.
Или, если хотите, - отлюдница.
И, если вы подумаете, что это неспроста, то, верно, не ошибетесь.
Но так было не всегда.
Какие-то два года назад я со всей откровенностью могла назвать себя самым счастливым человеком на земле. Я имела все, о чем способна мечтать любая современная женщина.
Жизнь цвела и буйствовала изобилием красок, отдавая мне только лучшие свои плоды, саму соч. Карьера стремительно набирала обороты, личная жизнь являла собою воплощение сказки, каждое желание сбывалось мгновенно. Что же касается общества, то подобно маслине, что купается в соусе, я ни дня не мыслила без него своего существования.
Как неосмотрительный Икар, в пылу вдохновения и экстаза, я неслась к облакам. И оказалась низвергнута со страшной силой прямо в ад! В холодную и удушающую, парализующую волю тьму, что только и ждала момента моего судьбоносного падения, заведомо разверзнув подо мной пропасть.
Я часто вижу эту тьму во снах, где всякий раз она напоминает, что по-прежнему мной владеет. И горе мне, решись я потревожить принадлежащие ей воспоминания, реакция последует незамедлительно – наказание не менее жестокое, чем прежнее.
На том месте, где притаилась память о ней, стоял специальный, предохраняющий замок, не имеющий ни ключа, ни шифра, созданный тяжелыми усилиями на протяжении длительного времени.
Это очень строгий завет. Табу! Грань, за которой скрывается самый злой и хищный из всех монстров – Отчаяние!
Никуда не деться мне от того, что жизнь раскололась на двое.
До и После.
Об этом не обязательно говорить вслух, как и притворяться, будто ничего не случилось. Все равно
