Наконец, спасаясь от сумасшествия, парень перевел взгляд на Борщева и помотал головой.
– Что происходит? Кто это? Это же не…
Он запнулся, снова испуганно поглядел на меня, и со стоном обратился к капитану:
– Что за херня?
– Сядь на место, – приказал Борщев вместо объяснений.
Парень не шевельнулся.
Я прошла к столу и села на свободный стул напротив Гришина.
Продолжая следить за мной не моргающим взглядом, он, кажется, потихоньку стал брать себя в руки, потому что по выражению его лица было видно, что он изо всех сил пытается найти для себя объяснение происходящему.
Я решила больше не мучить его и сняла парик.
Он изумленно вытаращил глаза, словно такое действие шокировало его еще больше. Лицо молодого человека перекосилось от ярости.
– Это что – эксперимент? – Выкрикнул он и рассыпался громкими матерными возмущениями.
Затем быстро отодвинул свой стул от стола и упал в него с видом полного пренебрежения, давая тем самым понять, что затея наша, что бы она ни значила, выглядит для него, как дешевый трюк, и не более. Но все же не мог оторваться от моего лица.
– Ты подумал, что я Мира? – Заговорила я, наконец.
– Еще бы! – Хмыкнул парень. – Кто б не подумал. Я даже решил, что меня разыгрывали все это время, что она жива.
– Ты знаешь, кто ее убил?
– Откуда мне это знать? – Ответил он резко, и глаза его опасно блеснули.
– Тогда может, ты знаешь, кто я?
Гришин какое-то время сосредоточенно изучал меня. Потом ухмыльнулся:
– Черт! Догадываюсь…
– Мира, – мой голос неожиданно дрогнул. – Мира знала обо мне?
Парень кивнул и снова принялся ожесточенно кусать губы. А я почувствовала, что не могу больше сдерживать слез, что глаза вот-вот лопнут, если я буду продолжать их сдерживать.
– Расскажи мне о ней, – попросила я.
Михаила Гришина, очевидно, удивили слезы, стекающие по моим щекам и, быть может, разжалобили, потому что тон его немного смягчился.
– Что рассказывать? – Он подумал с минуту и пожал плечами. – Про интернат? Про то, как выживать на улице? Про наркотики и проституцию, что неизбежны в такой ситуации?
– Нет, не это, – перебила я с чувством. – Расскажи мне, какой она была? Она ведь наверняка любила животных, мечтала о семье, о родных, о том, чтобы ездить на море с родителями…
– Ни о чем таком она не мечтала! – Он криво усмехнулся. – Какие нахрен родители! Она ненавидела их с рождения. Море? Что-то я не помню, чтобы она рвалась на море. Один раз мы поехали отдыхать, но она тогда заболела и готова была убить меня. А вот животных она любила, это точно. Собирала, как ненормальная всех раненых собак и кошек, какие только встречались. Это был какой-то дурдом! Могла реветь над тушкой раздавленной только что кошки на дороге… Будь ее воля, превратила бы мой дом в питомник для беспризорных тварей. Я выбросил несколько животных, так она меня чуть не зарезала. У нее была такая мания, чуть что, бросаться на меня с ножом. Вспомнить жутко… Но я ее не убивал! Я любил Мирку!
– Почему же ты ее не защитил?
– Я? А я мог ее контролировать? Она делала, что хотела! И вообще, пусть бы ее этот мажор столичный защищал – Чадаев! Звезда балета! Если не он сам ее прикончил! Его уже арестовали, кстати, – поинтересовался парень у Борщева. – Нет? То-то же! Так никогда и не узнаете, кто ее замочил…
– Артем Лихачев, – сказала я чуть слышно.
– Что? – Брови парня сбежались к переносице.
– Ведь ты с ним знаком?
– С Тёмой? – Хмыкнул парень. – Мы учились вместе в интернате.
Я молча переглянулась с капитаном.
– Клянусь, я этого не знал, – пожал плечами Леша.
– А тебе все знать надо, – съязвил Гришин.
– Значит, – спросила я. – Вы были друзьями? Ты, Лихачев и Мира.
– Значит! От нас вечно всем доставалось в интернате, – похвастался парень. – Но потом он какого-то черта ради пошел в ментуру. И наши дороги разошлись…
– Это ты позже будешь рассказывать, – раздраженно вставил Борщев. – Где и когда ваши дороги разошлись, а потом снова сошлись! Черт! Всегда знал, что в отделении у тебя свои люди.
– Ты тут на Тёму не гони! Докажи сначала! – окрысился Гришин.
– У Миры были какие-то отношения с Лихачевым, – продолжала я.
– С кем у нее не было отношений – вот какой должен быть вопрос, милая! – Съехидничал молодой человек. – Что вы пристали к нему?
– Неужели ты никогда не догадывался, что это мог сделать он, – я пристально смотрела парню в глаза. – Неужели не знал, на что способен твой лучший друг?
– Зачем ему это делать?
– Я думала, ты мне скажешь.
Наступило минутное молчание. Гришин нервно гладил коротко стриженную голову, блестящие темные глаза быстро бегали от меня к Алексею.
– Нет. – Он наконец не выдержал и быстро замотал головой. – Только не Тёмка! Вы на понт меня берете, да? Ну, конечно. Узнали про нашу интернатскую дружбу и давай раскручивать… Ничего у вас не выйдет! Тёма в этом не замешан. Может он и трахал Мирку, ну так что? Обвините в убийстве всех, кто ее трахал!
– Ты так его защищаешь, – заметила я отстраненно. – А ведь арестовали именно тебя... Или ты знал, что Тёма сделает все возможное, чтобы посадили Чадева?
– Берете меня на понт! – Повторил Гришин. – Я ничего говорить не буду, потому что вы берете меня на понт! – И откинулся на спинку стула, самодовольно ухмыляясь.
– Ты никогда не знал, что у него в планах, верно? – продолжала я. – Ты его боялся, потому что он всегда был сильнее и хитрее. Ты всегда был только марионеткой…
Парень продолжал театрально улыбаться, всем видом давая понять, что чхал на наши теории. Пока я не сказала, что теперь Артем Лихачев мертв. Что несколько часов назад я убила его собственными руками, после того, как стало ясно, что это он убил Мирославу и Алису Боднер. Гришин недоверчиво посмотрел на меня, но в тот же миг словно прозрел. Мое лицо было открытой книгой – там была чистая правда. И даже он, уверенный в себе и бесстрашный преступник, – осекся, задрожал и больше ничего не сказал.
Я попросила Борщева отвезти меня домой…
Глава 49
Машина остановилась у дома родителей. Леша открыл дверцу, но я его остановила:
– Нет, я пойду одна. Мне нужно немного подумать…
Потом я долго поднималась по лестнице на восьмой этаж.
Было такое чувство, будто мне сниться страшный сон. Но если ты спишь, ты по крайней мере знаешь, что можешь проснуться и все закончиться…
Открыла дверь своими ключами, тихо вошла и сразу же наткнулась на отца.
Он, конечно же, должен был броситься ко мне с объятиями, потому что бесконечно переживал,
