«интернационалистов».
Хотя редакция «Свободного Слова» в первой программной статье вполне ясно и определённо высказала свою точку зрения, она тем не менее там же объявила, что в интересах всестороннего освещения вопроса, она открывает свои страницы также для товарищей из лагеря «интернационалистов»[12].
Троцкому, Мартову и другим были с этой целью посланы формальные приглашения. Никто, однако, кроме В. Мандельберга, члена 2-ой Государственной Думы, не откликнулся. Мартов прислал отказ. Троцкий не удостоил даже ответа.
Троцкого война застала в Австрии. Ещё в самом начале войны, он написал брошюрку на немецком языке, изданную в Цюрихе, под названием «Война и Интернационал». После объявления войны, он, как русский подданный, был выслан из пределов Австрии, и поселился сначала в Цюрихе, а потом в Париже.
Там, в то время, когда немцы вели своё усиленное наступление и когда они грозили овладеть Парижем, Троцкий в самом Париже, под охраной французских штыков, в своей газетке «Голос» (скорее маленькая листовка, чем газета), не переставая, обливал грязью французское правительство и союзников. Изливая на них потоки фанатической злобы, он не оставлял без придирчивых нападков самого малейшего действительного или мнимого промаха этих правительств, в то время, как самые возмутительные акты германского и австрийского правительств самым странным образом совершенно замалчивались им.
Варварское потопление «Лузитании», при котором погибли тысячи женщин и детей, вызвало, как известно, бурю негодования во всем цивилизованном мире. Даже жёлтый шовинистически- германофильский «Форвертс» не счёл возможным не поместить несколько обширных статей, выражающих возмущение этим актом.
В газетке Троцкого это событие было обойдено самым полным молчанием.
На небольшом пространстве этой маленькой газетки Троцкий не уставал, бия себя в грудь, трубить о своём «интернационализме» и клеймить «пошлого» Плеханова и других «предателей» из того же лагеря, осмелившихся отстаивать еретическую идею о праве всякого народа на самозащиту в случае нападения на него. В то же время, он так явно на каждом шагу проявлял свою более, нежную терпимость к слишком «интернационалистическим» наклонностям Вильгельма и его союзников, что приходилось невольно только руками разводить.
И Дейч, однажды, под влиянием только что прочитанного свежего номера газетки Троцкого, весь кипя негодованием, воскликнул: «Если бы я лично не знал Троцкого, я бы не сомневался в том, что он подкуплен германским правительством».
Так как упомянутая выше брошюрка Троцкого «Война и Интернационал» была единственным имевшимся тогда в нашем распоряжении литературным произведением, в котором более или менее полно излагалась вся несложная премудрость «интернационализма», то Дейч счёл полезным дать своим читателям понятие о ней, тем более, что сами «интернационалисты» наотрез отказались познакомить читателей «Свободного Слова» со своей точкой зрения, хотя бы в шовинистическом, откровенно- германофильском «Форвертсе» они охотно сотрудничали (и Троцкий, и Мартов, и вся братия). Написать соответственную статью Дейч поручил мне, в результате чего в одном из первых номеров журнала появилась моя библиографическая заметка об этой брошюре.
Троцкий, считавший ниже своего «интернационального» достоинства сотрудничать в таком журнале, как «Свободное Слово», тем не менее, счёл, по-видимому, своим публицистическим долгом самым внимательным образом следить за ним.
Газетка Троцкого, вообще не отличавшаяся разборчивостью в выборе средств борьбы и более, чем беззаботно относившаяся к элементарным требованиям чистоты литературных приёмов, — совсем уже распоясывалась, когда дело касалось маленького, но тем более ненавистного далёкого американского журнала. Получалось впечатление, будто Троцкий лично мстил за что-то редакции и её главе Дейчу, с которым он до самого недавнего времени был в самых дружеских отношениях, и которому очень многим был обязан.
Ничто в этом журнале не ускользало от зоркого ищущего внимая Троцкого и его верных помощников- сотрудников.
Все подвергалось самому строгому «критическому» разбору: статьи, статейки, скромная библиографическая заметка Дейча о выходе первого тома «Истории общественной мысли в России» Плеханова, даже объявления. Ничего не пропускалось, и все подвергалось самому тщательному глумлению и оплёвыванию.
Одного, казалось, в «Нашем Слове» упорно не хотели замечать: моей библиографической заметки о брошюре Троцкого. Дейч уже подтрунивал надо мною по этому поводу.
Прошло три месяца, и вдруг неожиданно-длинная статья, озаглавленная «Война и Интернационал», или что-то в этом роде (заглавия таких статей также однообразны и несложны, как и сама идея «Интернационализма»), подписанная Троцким и целиком направленная против моей заметки; но на этот раз не в парижском «Нашем Слове»[13], а в нью-йоркском «Новом Мире».
За этой длинной статьей последовали другая, третья и четвёртая, — все о той же небольшой библиографической заметке.
Все четыре статьи представляли сплошной набор изысканных ругательств по моему адресу, без малейшей попытки привести хотя бы самую короткую цитату из моей заметки для характеристики моих наивных и глупых поползновений провинциального дилетанта в области литературных упражнений, осмелившегося выступить против признанного корифея русской публицистики.
В своей парижской газетке Троцкий по прежнему неутомимо продолжал заполнять две маленькие странички, имевшиеся в его распоряжении, нападками на французов и союзников, и также упорно замалчивать деяния Германии и её союзников. Оставалось только удивляться тому, как французское правительство терпело у себя такую занозу, хотя и маленькую, но от того не менее назойливую.
Наконец, чаша его терпения переполнилась, и газетка была окончательно закрыта, а Троцкий был арестован.
Его выслали из пределов Франции, и он попал в Испанию. Правительство Испании, — возможно под давлением французского, — также не пожелало иметь его у себя на свободе, и ему грозила ссылка чуть ли не в Новую Каледонию. Благодаря вмешательству американских социалистов, ему были высланы деньги на дорогу, и он приехал в Нью-Йорк.
Глава десятая
В Америке
Как только стало известно, что Троцкий приезжает в Нью-Йорк, местные социалистические газеты начали кампанию подготовки и обработки публики для достойной встречи гостя.
Обстоятельства были более, чем благоприятны для того, чтобы провести эту кампанию в чисто американском масштабе и размерах: старый борец за свободу и демократию России (Троцкий тогда ещё был сторонником свободы и демократии), социалист и революционер, изгнанный из Австрии, недопущенный в Германию, преследуемый во Франции и Испании, подвергшийся травле во всей Европе за свою горячую и самоотверженную преданность идее мира, — чего больше надо для антимилитаристически настроенных читателей социалистических газет, каждый день подогревавших энтузиазм своих читателей все новыми сведениями о прежней и теперешней деятельности Троцкого.
Не только «Форвертс», «Новый Мир» и «Колл» были полны статьями о нём, но и кой-где в буржуазной прессе появились благожелательные заметки об ожидаемом госте: ведь он был не только
