терроризм не имеет национальности, что это зло мирового масштаба, и победить его можно только всеобщими усилиями. Поэтому КПД обвиняют некоторые радикальные анархисты, считающие, что мы агенты нового витка глобализации. Люди даже организовывают митинги, хотя лето - это не сезон бархатных революций. Да и обыватели выйдут на улицу только тогда, когда в их квартирах не будет еды и тепла. Поэтому задача каждого террориста - это врываться к обывателям, опустошать их столы и открывать настежь форточки.
Главный аргумент власти: 'Не раскачивайте вагон-ресторан, в нём обедаем мы'. Мы не были в силах это сделать, но хотели показать пример борьбы с беззаконием, отчего эволюционисты с пеной у рта откусывали от наших манифестов цитаты, и бесконечно правильно уничтожали их. Они говорили, что в стране уже началась мирная демократическая череда преобразований, которая может прерываться из-за наших идиотских выходок. Но мы хотели качественного и коренного изменения не просто общества, а самих себя.
Я с Алисой чувствую, что лимит доверия, выделенный небом, почти исчерпан. Чтобы стать героями нам осталось совершить последнее деяние, после чего мы войдём в историю, заткнув за пояс эсеров. Наша любовь по ночам возгорается особенно жарко, словно в костёр плескали бензином, а утром мы снова индевели, превращаясь в механические аппараты властвовавших нами идей. Что властвовало мною? Желание собрать всех до единого хмырей в одну кучу и наступить на них тяжёлым ботинком.
Как манна небесная сваливается блоговая новость про товарища Бурундукова, который любит молодых девушек и большие откаты. Всё-таки полно людей, которые нас поддерживают. Даже создана группа 'ВКонтакте', в которой состоят десятки тысяч человек. Они помогают нам граффити и сердечками. Что же, когда мы промозглым злым вечером следили за трассой, по которой ездил Бурундоков, эти виртуальные сердечки грели меня также, как ветка сакуры, запощенная в офисный бложик в память о недавним землетрясении в Японии. Перезалитые записи рассказали правду о чиновнике. Всё-таки век цифровых технологий предоставляет совершенно новый террористический инструментарий, который был недоступен прошлым поколениям. От того нас, кстати, часто и высмеивали. Но то, что было рассказано о Бурундукове, оказалось правдой. Он ездил на дорогой чёрной машине, сделанной из народных денег, по трассе, которая вела в закрытый кооператив, около озера. Один раз из лесополосы рядом с местом, где курили проститутки, мы видели, как остановился его драндулет.
Решение, до которого я остался безразличен, назрело как-то само собой.
Алису переодели в проститутку. Если для такого перевоплощения среднестатистической девушки необходимо каких-то десять минут, то над Лисом пришлось колдовать пару часов. Но даже после полного смена гардероба, взбив длинные волосы и изуродовав лицо косметикой, в ней продолжала жить энергия той же кшатрийской касты.
- Я бы побоялся тебя трахнуть, - глухо проговорил Молчун, - ты так держишься, как будто ненавидишь меня.
- А может, я совершенно искренна, - парирует Алиса, - а что будем делать, если остановиться другая машина? А если он будет не один? Если машина охраны? Я что подставная утка для изнасилования?
Слава и Молчун не понимают причину опасений девушки, зато я, носитель комплексов женщины, знаю, что в ней живы воспоминания о том, как её почти изнасиловали. Я слишком отчётливо помнил, как она застыла тогда перед двумя гопниками. Но отговорить Ника от такого плана не представляется возможным, он уверен в себе как своевольный Локки.
- Есть идеи получше?
Идей не было, как и желания жить. В день акции, приготовив новые отпечатанные манифесты, мы спрятались на трассе. В указанный анонимом промежуток времени Алиса начала ходить вдоль обочины. И, что удивительно, через пять минут около неё остановился чёрный автомобиль, по виду въезжий в высшие круги общества. Машина останавливается и сыто приоткрывается плотная дверца. Алиса кокетливо подходит к чёрному проему и, согнувшись так, что у меня разогнулся член, скрывается внутри.
По идее мы должны услышать несколько выстрелов, после чего ринуться к автомобилю и помочь девушке. Но ничего не происходит. Через минуту автомобиль начинает медленно трогаться, а затем резко останавливается и приглушённые крики, доносящиеся оттуда, заставляют нас сорваться с места. Благодаря Алисе дверца приоткрыта, поэтому мы уже внутри.
- Что за!
Бурундуков со страхом скосил карие глазки и получил заслуженную награду прямо из моего кошелька, отчего сполз под кожаное сидение. Водитель, родом из облагороженных обезьян, совмещающий функции охранника, стал необходимой жертвой. В конце концов, если у него хватало духа работать на того, на чьей совести тысячи косвенно загубленных жизней, значит он ничем не лучше своего босса. И пусть система хоть изойдет на пену, показывая завтра слезливые ролики про оставшихся без кормильца детей.
Алиса плачет, размазывая по щекам косметику:
- Извините, я не смогла! Оцепенела. Я хотела сказать... но не смогла.
Из ушей Славы выплескивается адреналин:
- Плевать, дело сделано, можно гулять смело! Молчун, заводи машину, валим на хер отсюда.
Но, не успели мы отъехать, как к нам приблизилась полицейская машина. Оттуда выковыривается огромный ходячий колобок, который, судя по виду, убежал не только бабушки с дедушкой, но и от голодной лисы. Он деловито подходит к тонированному автомобилю и, оглядываясь, стучит по стеклу:
- У вас всё нормально?
Если не считать, что внутри машины сидят трое террористов в окружении двух трупов, то у нас всё нормально. По трассе проезжает встречная машина, и я глупо, как корова, провожаю её взглядом. Полицай продолжает:
- У вас всё нормально? Простите, если отвлекаю, но мы согласно разнарядке должны осматривать все подозрительные автомобили... Приказ вышел... Я открываю дверь.
Лучше бы он этого не делал. Как только любопытная и толстая морда полицая заглядывает внутрь, чтобы полюбоваться той роскошью, которая светит ему только в глянцевых журналах, его голова разлетается от выстрела Молчуна. Слесарь, матерясь, выбегает на дорогу, и мы все понимаем - это конец. Звучат ещё выстрелы, ответная автоматная очередь. И через пару мгновений мы видим Молчуна, перешитого рваными красными ранами. Понятно даже мне - не жилец.
Слава, схватившись за голову, прокусывает нижнюю губу:
- Что ты наделал!?
Молчун улыбается:
- Революцию, - затем добавляет, - дела плохи, второй ублюдок успел по рации что-то передать. Валите на хрен отсюда. Сворачиваете в лесок, там бросайте машину. Мимо постов не ездите.
После того, как я выкинул из машины трупаки, высовываюсь и кричу другу:
- Поехали отсюда быстрее!
Наверное, Молчун благодарен мне, что я помню его обещание. Слава заторможен:
- Молчуна здесь оставим?
Тот сам отвечает нам:
- Конечно. На хер вам меня тащить с собой? Спасибо, я вновь почувствовал, что такое жизнь. А теперь валите отсюда.
Мы не жуем мелодрамы, а лично я так вообще рад, помня наш старый разговор с Молчуном, что он дарует шанс удрать. Выкидывая мертвецов, давим педаль в пол и скрываемся.
К ночи мы смогли выйти в город и провели тёмное время суток в старом коллекторе, где побеспокоить нас мог только приблудившийся бездомный. Было ясно, как божий день, которого так не хватало, что песенка почти спета. Слава сидел в углу, обхватив ноги. Смерть Молчуна ударила по нему сильнее всего. Без извечных фиников он кажется потерявшимся ребёнком. Как-то я спросил его, почему он всегда ест эти фрукты. Слава сказал мне, что финики напоминают ему людей. С виду невзрачные и черные, скукоженные и жалкие, но если надкусить их, дойти до кости, то там - металл, сила, воинственная
