В какой момент мы решили убить? Когда мы сговорились об убийстве?
Сигарета обжигает мне пальцы. Пленка рвется окончательно. Запах остывшего кофе и сигарета… Когда я закурила? Не помню.
Яростно, с ненавистью затушила сигарету, выплеснула в раковину кофе, тщательно вымыла чашку. Хватит! Туда я не вернусь. И никогда, никогда…
Звуками вальса зазвонил телефон в прихожей. Я захлопнула дверь, зажала уши, упала на стул и разрыдалась.
«Забыть Палермо». Скучная, неинтересная книга. Я никогда не могла ее до конца дочитать, хоть и пыталась раз пять. Когда и зачем она оказалась у меня в руках? Не помню. Опустилась на диван, пролистала серые страницы — отвратительная бумага! — и отшвырнула в сторону. Невозможная муть! Когда и зачем взяла ее с полки?
Низачем, просто так, неосознанно. Когда в растерянности в очередной раз остановилась возле книжного шкафа и заскользила взглядом по полкам. Есть у меня такая привычка — не знаю, дурная или хорошая, но мне она всегда помогала справиться с растерянностью. Скользила взглядом по полкам, могла взять в руки какую-нибудь книгу, пролистать ее, прочитать абзац из середины — и успокаивалась.
Вот и теперь, вероятно, по привычке. Да, по привычке, по своей привычке. Бродить по квартире, останавливаться у шкафа, скользить взглядом по полкам, брать неосознанно какую-нибудь книгу — это моя привычка. Моя, я отлично это помню. Я всегда жила книгами и была совершенно равнодушна к кино. Я так много читала, что постоянно возникал дефицит и приходила очередь «Забыть Палермо» или чего-нибудь подобного. Кинематограф был чужд мне, за исключением нескольких фильмов — их можно пересчитать по пальцам, — до прошлого года. Он не только был чужд — я его почти ненавидела, а уж сниматься в кино мне бы и в голову не пришло. Тем более бросать университет, для того чтобы стать актрисой.
Нет, нет, я не актриса, я никогда не снималась в кино. И значит, этот мужчина в баре не имеет ко мне никакого отношения. И вальс не имеет. Вытереть слезы и успокоиться. Я не актриса, мы не сговаривались с ним убить человека, вставшего на пути нашей любви. Да и никакой такой любви никогда не было в моей жизни. Такой кинематографической любви, из-за которой идут на убийство, в моей жизни просто быть не могло. Я всегда была рассудительна и разумна, и бывший муж мой тоже был рассудителен и разумен. Мы поженились в конце пятого курса, хотя познакомились на первом. Закончили университет, поступили в аспирантуру. До прошлого года все наши интересы были общими.
Я прекрасно помню всю свою жизнь, хоть сейчас могу на чистовик, без помарок и исправлений написать автобиографию. Или без запинок наговорить на магнитофон. Может, так и сделать? Записать и слушать и не поддаваться никаким провокациям чужих воспоминаний? Почему я так легко ей поверила? Почему испугалась чужого греха? Почему она так быстро смогла получить надо мной власть? Да, я была больна, всю жизнь больна, но провалами памяти никогда не страдала. Я точно помню, что не снималась в кино и никого не убивала.
«Забыть Палермо»… Я подняла книгу с дивана, прошлась по комнате, теребя переплет. Поставить на полку и взять что-нибудь получше?
Что же меня подвело, почему я так легко поддалась влиянию этой женщины? Почему вдруг разучилась логически мыслить? Ведь невозможно случайно купить такой фильм в магазине. Почему я об этом-то не подумала?
Подумала, но сделала совсем не те выводы. Выводы мои были больные, безумные, под стать ситуации: магазина не существует, фильм — совсем не тот, каким видится. Но теперь… Теперь я окончательно встряхнулась, теперь я снова могу разумно мыслить. Как всегда, как раньше. Меня хотят убедить, что я — другой человек. Зачем? Это же очевидно: чтобы заставить взять на себя преступление. Чисто кинематографический ход. А продавщица подкуплена. И тот парень из перехода, который просил автограф, — подставная фигура. И мужчина в баре… Да, да, да — все они нанятые актеры.
Мне нужно еще раз внимательно посмотреть фильм, я уверена, что смогу и здесь распознать подделку. Собрать воедино детали и уличить…
Я задернула шторы (потому что солнце било в окна) и поставила диск.
Пикник… Я никогда не была ни на одном пикнике — значит, это не я. Поработали в фотошопе (или еще в чем, не очень разбираюсь в таких вещах) и чужую женщину превратили в меня. Пепельница… Для того чтобы заманить в бар и столкнуть с новым действующим лицом, оставшимся за кадром. Собака… Нет и не было у меня никакой собаки. Журнал… Да, журнал мой. Вернее, у меня есть точно такой же. Но это ничего не значит.
Значит. Что-то да значит. Журнал — единственная моя вещь, используемая в этом фильме. Я нажала на «стоп». Журнал… Собственно, с него-то и началось мое увлечение кино. Он появился в больнице, вскоре после операции. Почти год назад, прошлым летом.
Журнал… Я выключила плеер, раздвинула шторы, настроение совершенно испортилось. Мне снова стало ужасно тоскливо и одиноко: журнал опрокидывал такую логичную цепь построений. Если бы он появился сейчас — в почтовом ящике, под дверью квартиры, ну хорошо, в шкафу, — можно было думать, что все это из одной постановки, но год назад… Если преступление произошло прошлым летом, никто не стал бы ждать целый год, для того чтобы меня подставить. А если оно произошло недавно, то год назад мне не подкинули бы журнал. Значит, он действительно мой? Но тогда… Тогда и все остальное…
Я достала журнал с антресолей. Потрепанный, с загнувшимися страницами, читаный-перечитаный. «Кинотрек», пятый номер. В середине он все еще слегка пах больницей. Не знаю, что хотела в нем найти, что надеялась обнаружить нового в этом сто раз пролистанном старом журнале, но я принялась изучать буквально каждый сантиметр каждой страницы. Дошла до рекламных объявлений — единственное, что я всегда пропускала, — стала читать и их — и тут…
Меня поразило не столько само объявление (абсолютно неуместное в таком специализированном издании): преподаватель высшей категории дает уроки английского и французского (текст довольно обычный, и то, что он полностью совпадал с тем, который давала я сама, могло ничего и не значить), — не столько номер лицензии (мой, насколько я помню, но поручиться до конца не могу — память на числа у меня плохая), сколько номер телефона — это был номер домашнего телефона моего бывшего мужа. Он никогда не занимался репетиторством. А год назад, когда вышел этот журнал, не занималась еще и я сама. Я преподавала в университете, читала курс лекций…
Ах нет! Думаю, мои студенты только выиграли. Из-за болезни мне приходилось часто пропускать занятия, а руководству срочно искать замену. Нет, нет, от моего ухода все выиграли. А больше всех я: никогда не любила преподавательскую работу, и потом, у меня теперь появилось множество свободного времени для моего увлечения. Не реже двух раз в неделю я заходила в магазин DVD за новым диском… А когда наступили каникулы…
Лай собаки заглушает мои слова… Заботливые объятия обморока
