Васю Саблина, гранатометчика, косую сажень в плечах, на которого когда-то безжалостно навьючивали всё общее обмундирование, звали Щепка.
— Были времена, — мечтал он вслух, развалившись на лавке, которую целиком покрыл своим огромным телом, — собрал полк, взял город на шпагу — три дня твой — гуляй, и никакой Гаагский трибунал не страшен.
— Да уж, — поддержал его Иван Дзаркоев, затягивая узел на своей простыне. — Жаль, что такое больше невозможно…
— Почему нет, — вдруг подал из угла голос Растворцев. — Как два пальца… И не отдельный городишко — европейскую страну.
И замолчал, не собираясь ничего объяснять.
Дзаркоев хотел что-то сказать, но поперхнулся.
— Хочешь сказать, сегодня можно силами полка поставить на колени европейское государство? — недоверчиво спросил Шмель. — И никто не пикнет?
— Столицу, — уточнил Растворцев. — Но для Латвии это приравнивается к безоговорочной капитуляции. Только не полком, а полувзводом войсковой разведки. Захватить Ригу и удерживать в течение двух-трёх суток…
— До десятка бойцов — целый город?
— Семь, — подтвердил Растворцев. — «Мильонник» потянут, город крупнее — навряд ли… — В голосе прозвучало сожаление. — Ну и выучка, конечно, должна быть не ниже нашей…
Все знали, что Сергей Растворцев не умел шутить, однако это было раньше, за пятнадцать лет много воды утекло.
— Всемером тяжеловато, — покачал головой Шмель. — Вот если бы дюжина…
Все расслабились, на суровых лицах заиграли улыбки.
Если бы улыбнулся и Растворцев, к этому бы больше не вернулись.
Но он гнул своё:
— Парадоксально, что увеличение состава уменьшило бы шансы — специфика этой войсковой операции…
— Войсковой? — удивился Дзаркоев.
— Большей частью можно пройти в личной форме с нашивками.
Надо знать, о чём говорил Сергей, на какие струны нажимал. Каждый держал у себя форму периода Державы, но шансов её надеть оставалось всё меньше.
Вася Саблин отодвинул стопку — разговор начинался серьёзный.
Их было шестеро. Плюс один. Двое — авангард, трое — костяк группы, замыкающая двойка — прикрытие. А одним был Седой, он же Белый, Извилина, Сахар, Лунь, Сергей Растворцев — аналитик группы, её мозг. Действовали слаженно, точно единый механизм, и в армейском расписании числились боевой единицей. Вместе они представляли страшную угрозу, вместе они были пальцами в кулаке. За спиной остались Кампучия, Ангола, Афганистан. А впереди маячила пустота. После развала Державы они оказались не у дел, кое-как тянули лямку, зарабатывая, чем придётся. Скрипя зубами, служили телохранителями, оберегая тех, кто сломал их прежнюю жизнь, вербовались контрактниками, проливая кровь за чужие страны, потеряв свою. В заморских краях, случалось, дрались с бывшими товарищами, не от хорошей жизни также подавшимися в наёмники, сталкивались с воевавшими по другую сторону братьями- украинцами, обнаружив это, клялись не поднимать больше оружие друг против друга, не нарушать славянское братство. «За Державу!» — чокались тогда жестяными походными флягами, и на душе у всех скребли кошки. Потому что знали цену своим клятвам. Ведь каждый добывает хлеб, как может, а значит, срок славянского братства — до следующего конфликта.
«За Державу обидно», — говорили они, зная, что им больше не встретиться в общем доме, что в лучшем случае будет ещё одно редкое застолье в какой-нибудь далекой горячей точке.
Ведь у «диких гусей» нет родины.
Бывший сотрудник ГРУ Александр Шалый устроился егерем, ловил браконьеров, отшельничал в деревянной сторожке посреди псковских лесов, много читал, подворачивая фитиль в коптящей масляной лампе. До него доходили слухи, что некоторые из его товарищей, то ли от безысходности, то ли прельстившись деньгами, подались в килеры, преуспевая в воровском мире, но сам не мог преступить ни закона, ни совести. Его напарник, Павел Виглинский, проводивший с ним годы в зоне боевых действий, теперь жил на своей малой родине — Белоруссии, осколке Державы, ещё хранившем её традиции. Виглинскому повезло, он работал по профессии, но масштабы были другие. Передавая опыт, Павел обучал новобранцев и, не высовывая нос из страны, жил без надежды проявить своё искусство. Виделись редко, но, когда предоставлялась возможность, крепко обнимались, будто не было этих долгих лет разлуки, а потом, прогоняя тоску поллитровкой, часами вспоминали былое.
Другую связку составляли Шмель и Вася Саблин. Щепка пытался разбогатеть, держал одно время тренажёрный зал, пуская в него бесплатно окрестных мальчишек, которым показывал приёмы рукопашного боя, отбивался от наездов бандитов, от услуг милиции, предлагавшей быть «крышей». Он умел за себя постоять, только в русском бизнесе это не главное, и Василий кое-как перебивался с хлеба на воду, пока окончательно не прогорел.
Награждённый именной винтовкой снайпер Иван Дзаркоев вернулся в Осетию, разорванную на части чьим-то карандашом, прочертившим на карте произвольную линию, разделившую его народ. Он хотел закопать винтовку на огороде, но ему не дали, и пришлось стрелять из неё по обе стороны границы, к северу от которой был его дом, а к югу — дом его жены.
У Егора Неробеева были золотые руки, когда-то он мог из ничего собрать маленький вертолет, теперь держал в глухой украинской провинции ремонтную мастерскую, чинил дорогие автомобили, приторговывая запчастями. На жизнь кое-как хватало, правда, в ангаре всегда теснились чужие машины, на свою скопить не получалось. Иногда, когда подступала тоска и становилось совсем невмоготу, он рассылал приглашения тем, кто понимал с полуслова, с кем общим языком давно стало молчание, посетить его хозяйство, обещая утиную охоту и жарко натопленную по-чёрному баню.
И те охотно откликались.
Они определённо не могли встроиться в эпоху, не находили себя в этой новой, свободной жизни, где каждый берёт за глотку, где хуже, чем на войне, потому что каждый — за себя.
Их настоящее не шло ни в какое сравнение с прошлым. Раньше они были на вес золота, теперь любой сопляк-журналюга считал долгом вытереть о них ноги. Нет, они не были лучшими — одними из многих, у которых за спиной была огромная, не выдававшая сыновей страна, которую нужно было защищать.
Их было семеро:
Вася Саблин, Щепка, Левша — гранатомётчик.
Ренат Саляхов, Шмель, Татарин, Плюшевый — связист.
Егор Неробеев, Колесо, Трактор, Механик — водитель БМП.
Александр Шалый, Шатун, Горыныч, Костоправ, Пластун — рукопашник.
Иван Дзаркоев, Циклоп, Одноглазый, Стекло, Осетин — снайпер.
Павел Виглинский, Рыжий, Белорус, Веснушка, Ржавый, Золото, Заика — подрывник.
Сергей Растворцев, Седой, Белый, Извилина, Сахар, Лунь — аналитик.
Впрочем, их узкая специализация была условностью, каждый умел всё.
И везде — от Африки до Вьетнама — они, как и их отцы, сражались за Родину.
Это город-государство. Большая часть населения и всё высшее чиновничество, включая силовые ведомства, сосредоточено здесь. При подобном устройстве нет необходимости наступлений от границы по фронтам. Серия точных ударов изнутри рушит государство, как карточный домик.
Идеальное географическое расположение. Если осенью или весной при устойчивом ветре с залива взорвать гидроэлектростанции, то деловая и административная часть, включая старый город, будет
