большого значения. Открытие моего мужа — шаг к бессмертию, мои эксперименты — продолжение пути, по которому он пошел. — Беляева обвела взглядом присутствующих и улыбнулась.
Ее задержание, обыск, допрос не заняли много времени — все произошло стремительно. Беляева и не помышляла скрываться. Скользнула взглядом по санкции прокурора, которую Бородин с трудом смог выбить в такой короткий срок, и кивком пригласила всех в дом. Группа захвата не была востребована: они позвонили — им открыли. Кинолог с собакой тоже остались без работы: Наталья Сергеевна спокойно указала места захоронений пяти жертв своего первого эксперимента. Следственной группе тоже не пришлось приступить к работе: Беляева добровольно отдала все материалы своего эксперимента.
— Жаль, что вы поспешили, господа, — с легким сожалением проговорила она, — не дали завершить. Еще бы месяц или хотя бы неделю…
Бородин сжал кулак и прорычал что-то нечленораздельное. Наталья Сергеевна снисходительно на него посмотрела, перевела взгляд на Никитина и сказала:
— Пройдемте в гостиную, там будет удобнее все обсудить, — таким тоном, будто речь шла о каких-то деловых переговорах двух преуспевающих фирм, а вовсе не о допросе подозреваемой в нескольких убийствах.
Впрочем, разговор, который состоялся в гостиной, действительно совсем не походил на допрос. Прежде всего, потому, что ни Бородин, ни Андрей не успели задать ни одного вопроса, Беляева сама начала рассказывать, четко, по пунктам, словно давно была готова к такому повороту событий и не раз прокручивала в голове объяснения. Назвала имена и фамилии пяти участников черной комнаты — это были те самые люди, пропавшие без вести год назад 11 июня и захороненные на ее участке. Шесть человек различных психологических типов поместили в звуконепроницаемое темное помещение. Специальные костюмы, нечто вроде смирительных рубашек, не давали возможности двигаться, но не нарушали дыхания и не причиняли болезненных ощущений, которые бы обязательно возникли, если бы людей просто привязали. Все люди были доставлены в бессознательном состоянии, очнулись они уже в темной комнате и не знали, как сюда попали и что с ними случилось. Выжил в ходе эксперимента один Филипп Сосновский. Он и стал главным объектом дальнейшего изучения. Остальные участники нового эксперимента были подобраны по внешнему сходству (о психологических типах пришлось забыть) с персонажами его картины, которую он написал по горячим следам.
— Значит, все они погибли только для того, чтобы воздействовать на Сосновского? — спросил Андрей.
— Нет, конечно нет. — Беляева покачала головой. — Я же говорю, не стоит меня воспринимать как чудовище. Я не столь расточительна, чтобы так запросто разбрасываться человеческими жизнями. Сосновский — центр, но и остальные были ценным материалом. Целью первого эксперимента была проверка, действительно ли при резком испуге происходит полное сжигание антивируса. Теперь я решила изменить тактику: поместила исследуемых в ситуации не столь кардинальные, где страх имеет вполне реальную, понятную для человека основу. Для каждого был подобран свой собственный страх. А кроме того, несколько постоянно раздражающих факторов. То есть эти факторы-то предшествовали главному страху, они как бы служили подготовкой. Сосновский не умер, возможно, потому, что уровень его возбудимости всегда был на достаточно высоком уровне, и большой страх уже не сработал. Спринтер не побежит сразу кросс, сначала разомнет мышцы простыми упражнениями. Так вот, это что-то вроде упражнений. Правда, сработала моя теория не со всеми: Инга погибла сразу, хотя у нее было время привыкнуть, подготовиться к потрясению. Анна тоже быстро сошла с дистанции. Лучше всех проявили себя Шмелева и Бекетов. Но все равно сильный стресс их убил. И только Сосновский…
— Его-то вы хорошо подготовили, — перебил ее Бородин, — ничего не упустили, ни одного момента.
— А вы помешали довести до конца. Жаль.
Андрей не стал говорить, что эксперимент с Филиппом поневоле придется довести до конца: он все еще находился у себя в мастерской, писал свое самоубийство для того, чтобы по окончании его осуществить уже в реальности, а они боялись на этом этапе вмешаться — неизвестно, на какие непредсказуемые действия это могло его спровоцировать. Патроны, найденные у него в квартире, как и предполагал Корт, оказались холостыми, так что и заменять не пришлось. Вероятней всего, это сделала Беляева или кто-то из ее людей.
— Еще раз хочу подчеркнуть: эти люди не жертвы, а солдаты, павшие на поле боя науки.
— А Гамазинский? Он-то в эксперименте не участвовал.
— Гамазинский! — с ненавистью выкрикнула Беляева, в первый раз за время их разговора утратив спокойствие. — Из-за него все чуть не рухнуло. Узнай я раньше…
— Узнай вы раньше, было бы по крайней мере одной жертвой больше. Буланова, частного детектива, которого нанял Гамазинский, вы бы тоже устранили. А так успел уехать и тем спасся.
— Да, вы правы, — опять совершенно спокойно согласилась она.
— А зачем было устраивать весь этот спектакль с его самоубийством? — спросил Андрей.
— Я очень ценю любой материал, — тонко улыбнулась Наталья Сергеевна, — даже такой. Не могла я просто так его устранить, не извлекая хоть какой-то выгоды.
— Какая же здесь выгода?
— Когда Сосновский ему позвонил и из их разговора стало ясно, что Гамазинский в курсе наших дел и хочет рассказать об этом Филиппу, наши люди пришли к нему и заставили убить Сосновского. Ему просто не оставили выбора: либо он, либо Филипп. Конечно, Гамазинский согласился. Он ведь не знал, что патрон в пистолете, который ему выдали, холостой и что он все равно уже подлежит уничтожению.
— Но для чего все это было нужно?
— Это была подсказка Сосновскому. Что он увидел, когда вернулся в квартиру? Что Гамазинский мертв. Какой сделал вывод? Что он застрелился. На него это должно было произвести очень сильное впечатление. И кроме того, подсказать, что ему-то самому нужно делать. Я знала, что два года назад, когда погибла его семья, Сосновский уже пытался застрелиться.
— Ну да, вы ничего не упустили. Каждую крошку подмели и использовали в хозяйстве. — Бородин поднялся, открыл дверь и крикнул группе, оставшейся в холле: — Увести ее!
— Подождите! — спохватился Андрей. — Последний вопрос. Каким образом вводился антивирус этим людям?
— По-разному. Конечно, никто из них не знал, что стал участником эксперимента. Препарат легко переносится. При помощи автомата-инжектора его легко и безболезненно можно ввести даже на улице, в толпе народа, в очереди. Еще вопросы?
— Нет. — Андрей повернулся к Бородину. — Можете уводить.
Беляеву увели. Андрей задержался в комнате. Кресло, в котором он сидел, не отпускало. Он вдруг почувствовал жуткую усталость. И тут зазвонил его телефон. Денис.
— Он вышел из квартиры, — взволнованно проговорил он. — Стоит у подъезда. Похоже, вызвал такси.
Андрей посмотрел на часы на стене: половина девятого. Все правильно, вечер… Вот и последний этап. Успеть бы, не опоздать…
Он ехал на предельной скорости, благо дороги в это время были пустыми, он так торопился. И все- таки чуть не опоздал. Сосновского смог отыскать уже на Болгарской — он шел по этой темной, пустынной улице далеко впереди. Андрей вышел из машины и последовал за ним пешком.
Вот Филипп остановился, удивленно осмотрелся, словно не узнавая свой дом. Неуверенно поднялся по ступенькам крыльца, открыл дверь и вошел. Через минуту в комнате вспыхнул свет. Андрей приблизился к самому дому, осторожно заглянул в окно: Филипп держал в руках конверты с пластинками, довольно долго держал, не зная, какую из двух возможностей выбрать. Наконец решил, поставил — зазвучала песня Роллингов «Окрась все в черный». Подходящая музыка, ничего не скажешь!
Филипп вытащил из-за пояса пистолет, сел в кресло, закрыл глаза. Все правильно, все идет по плану, нужно дать довести ему свой жуткий ритуал до конца. И нет никакой реальной опасности: патроны холостые. Все идет по плану… Если сейчас ему помешать, он повторит попытку и тогда, возможно, его не удастся спасти. А сейчас нет никакой опасности. Надо позволить ему пережить свою смерть, только так он
