— Пошли, пошли же, это Михеенко, Паша-Киряша!
И Игорь пошёл.
Больница по периметру была обсажена грабами, граболистными и канадскими клёнами. Вдоль дорожек пестрели аккуратно подстриженные кусты боярышника, жимолости, можжевельника. В малиново- сиреневом вечернем свете вся палитра зелёных, жёлтых и красных тонов заиграла совсем другими красками. С каждой минутой, если не с каждой секундой, они всё темнели, сливались и перетекали в ночную черноту.
Валуйского и Сочину выпустили из больницы без разговоров, стоило им сказать, что это поход в интересах следствия… или это снова вмешалась Аля?
Михеенко обнаружился на одной из скамеечек, что стояли вдоль дороги.
— Ну вот, блин, вышла же! Это кого ты с собой ещё притащила? Нечего ему меня слушать! Это я буду решать, кому и что говорить, ясно?
Взъерошенный мужичонка разговаривал сам с собой, без конца одёргивал куртку и мял в руках шапку. При особо нервных рывках раздавался треск.
Аля придержала Игоря за руку, шёпотом попросила:
— Останься тут.
— Нет, — так же тихо отозвался Валуйский. — Извини, но этот парень у меня доверия не вызывает. Или ты сама не подходишь к нему близко — или я иду с тобой.
— Он не причинит мне вреда.
— А я в это не верю.
— Говорю же, баро, он безвредный.
— Да, он безвредно рвёт на куски свою шапку и матерится, а через минуту захочет порвать тебя и избить.
— Да не захочет… это же выживший брат-близнец. Помнишь, мы видели фото?
— Помню, — нахмурился Валуйский.
— Ну вот. Были два брата-близнеца, один погиб, а второй выжил, у них была очень тесная связь, как у всех близнецов, и… вот в отчётах написано, что Михеенко сошёл с ума и говорит, что в нём теперь живут двое, но это не сумасшествие. Это просто постоянный контакт с погибшим братом. Я сначала не могла понять, почему мне так сложно разобрать, что происходит с Кириллом, погиб он или нет… раньше я о таком только слышала, теперь вижу сама: человек умер, но в то же время он не умер…
— Угу, угу, — кивал Игорь, со всем соглашаясь.
— Постой здесь, чтобы не спугнуть контакт.
— Я не спугну его, Аля. Но я должен быть рядом с тобой. Можно подумать, ты не знаешь, на что способны люди, когда они психи…
Цыганка усмехнулась, похлопала Игоря по здоровой руке:
— Ладно, баро. Пошли вдвоём.
И они пошли.
Михеенко, казалось, и не заметил, что рядом с ним появились люди, всё продолжал бухтеть. Игорю показалось, что он даже говорит на два разных голоса: за себя и за брата.
— Успокойся, — то ли попросила, то ли приказала Аля, и — дивное дело! — мужичок унялся. Даже ёрзать перестал.
— Здравствуйте, Павел, Кирилл.
— «Здравствуйте» в карман не положишь, — неразборчиво пробурчал в ответ Михеенко, — и в стопку не нальёшь. Но с тебя чего ещё взять? Нечего, поэтому … с тобой, пусть будет «здрасьте».
Сочина усмехнулась, выудила из недр юбки сигареты и зажигалку. Закурила сама, предложила мужчинам.
Валуйский отказался.
Михеенко сначала взял тонкую дамскую сигаретку, потом покрутил в руках, понюхал, чихнул и вернул Але:
— Пашка-дурак, курит табак, спички ворует, дурью торгует.
— Кирилл, ты здесь?
— Где ж я могу ещё быть, — сумрачно отозвался Михеенко. — Нас двое тут. И Паша, и Киряша. Предупреждаю сразу. Я много не знаю. Я не всё видел и не всё понял.
— Расскажи, что знаешь, Киряша. А я помогу тебе уйти.
— Расскажу. Но мне не надо помогать. Если я уйду, Пашка тоже умрёт.
Ярослав спал беспокойно, с тяжёлыми снами, которых не запомнил, а проснулся, потому что его позвала Цыганка.
Стоило открыть глаза, и зазвонил мобильный:
— Здравствуй, Аля, — сказал Краснов, даже не глядя на номер. — Что-то случилось?
— Случилось, баро, случилось. Игоря ранили, мне по носу нащёлкали. Вертолёт нашли раньше нас, но не так давно, в начале этого лета. Его распотрошили, достали золото…
Ярослав сполз на пол, лёг, вытянулся, закрыв глаза. Голос Али подтверждал, уточнял, озвучивал смутные беспокойства и догадки.
Двадцать килограммов золота — с пропавшего шестнадцать лет назад вертолёта.
Вертолёт нашли в начале этого лета.
Кто?
Кто-то, кто знал о месте аварии все эти годы и у кого хватало сил «отводить глаза» поисковикам.
Аля в Хабаровске не чувствует его присутствия, хотя вовсю испытывает на себе следы его «творчества»…
— Нам помогли близнецы Михеенко, я попробую привезти их в Москву, им бы тоже помочь, да не знаю, как… а мы пока тут будем искать бандитов, которые ранили Игоря. Они тоже как-то связаны с золотом — скорей всего, у них остальные сорок пять килограммов из того груза… но их словно прикрывает кто-то. Прячет, как тот вертолёт…
А вот в Москву, судя по тому, что случилось со Скрипкой и Сабанеевым, около месяца назад явился именно этот «кто-то».
Кто-то, кто стёр память Сабанееву.
Марина говорит, он связан с её жизнью…
Но вряд ли он стирал память ей!
То есть, Марина помнит его. Просто память шутит с ней странные шутки.
А что может помочь памяти?..
Ярослав пружинисто поднялся с пола и сел на кровать.
— Спасибо, Аля. Я верю, что вы справитесь там, а мне пора справляться тут.
Краснов отключил мобилу. Казалось бы, чего проще… ввести Марину в глубокий транс и посмотреть, что это за человек такой из её прошлого…
Коготь ревности царапнул по сердцу.
Стоп!
Разве с таким подходом можно браться за серьёзное дело? Кто бы ни был этот человек, что бы он ни значил для Марины… если б значил, она бы вспомнила его в два счёта, а раз не может вспомнить, то, выходит, не так велика была его роль в её жизни!
Коготь рассыпался в прах.
Остался только вопрос — согласится ли Марина на глубокий гипноз.
Небо на востоке начинало светлеть.
Четыре утра… а что. Самое подходящее время для визитов!
Кабинет Семёнова оказался неожиданно уютным. Казённый салатовый цвет стен компенсировался южной стороной, простой, но симпатичной шторкой на окне и обилием комнатных цветов с пёстрыми
