Ностальящее. Собрание наблюдений

крокусами, тюльпанами, анютиными глазками. Лепестки просвечивают на солнце — доминируют желтый и голубой, два цвета шведского флага. У шведского короля 30 апреля как раз день рождения — шведы отмечают, в том числе и цветами, национальный праздник.

Праздников в Швеции не так много, как у нас. Вернувшись, я угодила просто-таки в праздничный переплет: сначала наша православная Пасха, потом 1 Мая, со всеми окружающими днями, которое плавно перетекло (с остановкой на праздничную и сверхпышную, на мой взгляд, кичево-безвкусную — чрезмерность золота, ковров, колоколов и т. д. — инаугурацию президента) в День Победы… В общем, как ни крути, а две недели отдай. Гуляем — все. Столь затянувшиеся каникулы происходят, наверное, оттого, что мы — в сравнении со шведами, которые отдыхают намного меньше, — очень хорошо живем. У нас библиотекарь в провинции получает уж никак не больше 400 рублей в месяц, а у них, на Готланде, две с половиной тысячи долларов.

У шведов национальным праздником стало вручение Нобелевских премий — за ним пристально следят ТВ, газеты и сами, разумеется, шведы; в нем участвует не только королевская семья, но и вся элита Швеции; оно растягивается на целую «нобелевскую неделю», потому что каждый день (в течение семи) происходит что-то важное: лауреаты произносят свои знаменитые нобелевские речи в отдельные дни на особых приемах.

Но так уж случилось, что «нобелевская неделя» в начале декабря (Нобель умер 11-го, и пик торжественной церемонии приходится на день его памяти) совпадает с предрождественскими праздниками, в течение декабря подробно и со вкусом отмечаемыми в Швеции. Особенно хорош праздник Святой Лючии, в сумерки разгоняющей мрак: из тьмы появляется хор девушек, одетых в холщовые длинные платья, с золочеными обручами- подсвечниками на головах, а на обручах зажжены мерцающие золотым огнем тонкие свечи.

Вообще вся «нобелевская неделя», с ее встречами, ланчами, обсуждениями, речами, выступлениями, церемонией вручения, королевским приемом в стокгольмской красного кирпича ратуше, застольем на тысячу с лишним гостей, требует особого и подробного рассказа: в другой раз, сейчас вернемся к прозрачности.

Прозрачность — закон жизни в Швеции. Кто, как говорится, нарушил — всем видно и заметно. Шведский король, будучи за рулем, превысил скорость на шоссе в аэропорт (сам! за рулем! король! без шофера! Ничего мой бедный разум, ежедневно наблюдающий пролеты на дикой скорости огромных кортежей роскошных автомобилей, в одном из которых сидит кто-нибудь из «начальства», городского или государственного, по Кутузовскому проспекту, не понимает). Нарушил — в Дании. Опаздывал в аэропорт — встретить дочку, будущую королеву Викторию. Так он извинился публично перед народом (в данном конкретном случае — датским). Вот она, прозрачность и ясность: не только в поступках, но и в проступках.

Прозрачность входит как непременное условие и даже стилеобразующий фактор в обыденную и необыденную шведскую жизнь.

Поговорим о стульях.

«Стулья» — есть такой мебельный магазин в Москве на проспекте Мира. Можно зайти в него, можно вспомнить и другие мебельные, а также интерьеры квартир — особенно новорусских (знакомых мне, как и каждому обыкновенному жителю отечества, по новорусскому кино, которое показывают по ТВ). Стулья — чем основательнее, массивнее, тем притягательнее и привлекательнее глазу нашего обывателя.

Здесь же, в Швеции, на острове Готланд, в городе Висбю, виденные мною через окна домов, а также в кафе и ресторанчиках, а также «у нас», в балтийском Центре, стулья — ажурные, легкие, почти невесомые, типа венских, с воздухом, «дырчатые», с плетеными, дышащими сиденьями, стулья, не загромождающие, не загораживающие пространство. Пропускающие воздух — и взгляд. Они могут быть с деревянными реечками, с полотняными спинками, складные либо фиксированные, с маленькими плоскими подушечками, брошенными на дырчатое сиденье, — но принцип их ясен. Такие же и лавки — между досками обязательно будут просветы, — и скамейки на берегу, и в ботаническом саду, и в собственных садиках.

Изгороди прозрачны и решетчаты отнюдь не всегда — но зато сами дома архитектурно решены так, что внутренние помещения через окна видны на просвет.

Не принято окна загораживать занавесками, шторами, жалюзи и т. п. изобретениями, исключающими вторжение любопытного взора в незащищенное интимное пространство жизни.

Внутреннее пространство дома и убранство комнат открыто — мы ничего не скрываем.

Но так же не принято и в окна заглядывать.

Самая большая комната — гостиная на первом этаже дома, выходящего розовой, серой, белой, желтой, терракотовой стеной и парадной дверью прямо на улочку, мощенную гранитом, — открыта вашему взгляду несколькими окнами, в том числе и угловыми, и с противоположной стороны. Окна — не очень большие — все вместе создают эффект прозрачного и легкого помещения, уставленного старинной, но тоже (стулья!) полупрозрачной (в том числе и плетеной) мебелью. Стены же украшены, как правило, картинами и стеллажами с книгами. Много цветов — и на подоконниках, и срезанных — на столах. Много живых, вьющихся растений, фикусов. А на подоконниках — особое искусство натюрморта, в каждом отдельном окошке — свое.

Кстати, современные фабрики шведской мебели, чья продукция сосредоточена в знаменитых общедоступных магазинах IKEA, тоже изготавливают легкие просвечивающие конструкции, которые каждый покупатель волен собирать по-своему, как ему удобно. И — докупать, пересоставлять, пересобирать из реек, досок и кубиков, когда захочется. По этому принципу для гостиной на мансардном этаже балтийского Центра покупают книжные стеллажи.

В городе Висбю есть и свое высшее учебное заведение — Университетский колледж, где одна тысяча двести студентов учатся два-три года. Отделения: экономики, менеджмента, археологии, истории искусств. Располагаются университетские помещения в том числе и в здании бывшей фабрики, остроумно включенном архитектурным замыслом в объем. Объем этот организован легкими, алюминиевыми и деревянными, балками, между которыми торжествует все тот же принцип: широкие стеклянные поверхности на просвет. Лена Пастернак вывела меня по длинному университетскому коридору на балкон, полностью прозрачный, как бы летящий над городом — со всех сторон «закрытый» стеклянными стенами. А в мансардных аудиториях — полупрозрачный скошенный потолок, сквозь который видно изменчивое балтийское небо.

Такое включение — вообще принцип здешней архитектуры начиная с незапамятных времен. Церкви на Готланде ставились сначала эдакими небольшими каменными домиками, с пристроенной с востока апсидой для алтаря; на следующем этапе это романское сооружение увеличивалось за счет более крупного нефа с западной стороны, а предшествующее здание в него как бы включалось; на третьем, готическом этапе неф перестраивался, а не уничтожался, так же как и романская башня- звонница: так что все сохранялось (принцип «матрешки»), а не разрушалось — дабы после разрушения строить заново.

Но, конечно, из правила есть и исключения — так цистерцианский монастырь XII века в городе Риме (что в центре острова; по легенде, здесь после падения Римской империи хотели основать новый Рим) был разобран почти до основания теми, кто возвел из камушков бывшего монастыря здание для нового епископата.

Больше света!

Я приехала сюда в апреле, во время весны света. Свет прибывал каждый день, закат все откладывался, ежевечерне припозднялся — вот уже на четверть, на полчаса, а в конце моего пребывания не меньше чем на час. Осенью и зимой здесь становится с каждым днем мрачнее, день совсем короток, и прозрачность тогда — уловитель ускользающего света, каждого солнечного лучика, с любой стороны; карлика Аустри, Вестри или Судри. Не упустить, не проворонить. Прозрачность компенсирует дефицит