народного собрания, без суда предали смерти полторы тысячи граждан и заставили более пяти тысяч бежать в Пирей. Демократы же, хотя и победили в сражении и вернулись с оружием в руках, предали смерти лишь главных виновников преступлений, а по отношению к остальным вели дела так великодушно и справедливо, что люди, изгонявшие граждан из города, чувствовали себя в Афинах ничуть не хуже вернувшихся из изгнания. (68) Но вот самое лучшее и убедительное доказательство справедливости народа: оставшиеся в городе заняли у лакедемонян сто талантов для осады демократов, укрепившихся в Пирее. Когда же позднее на народном собрании встал вопрос о возврате денег лакедемонянам, многие настаивали на том, что уплату долга, по справедливости, должны произвести не подвергшиеся осаде, ноте, кто занимал деньги. Однако народ постановил произвести оплату долга из государственной казны. (69) В результате этого решения мы достигли такого единодушия и так содействовали усилению города, что лакедемоняне, которые во времена олигархов чуть ли не каждый день отдавали нам распоряжения, при демократии пришли к нам просить и умолять не допустить их изгнания из собственной страны[22]. Вот самое существенное в образе мыслей тех и других: одни стремились властвовать над гражданами и быть рабами у врагов, другие — властвовать над врагами, а среди граждан быть равноправными. (70) Все это я рассказал по двум причинам: во — первых, желая показать, что я стремлюсь не к олигархическому строю или к тирании, но к справедливой и хорошо организованной политии; во — вторых, что даже плохо организованная демократия причиняет все — таки меньше вреда, а хорошо управляемая обладает большими преимуществами — ей присуща большая справедливость, она полезнее для всего общества и поэтому более приятна для граждан, живущих при этом общественном строе. (71) Но, может быть, кто — нибудь из вас спросит, чего же я хочу и почему убеждаю вас переменить существующую политик), совершившую так много хорошего, на другую, и почему теперь, только что воздав такую похвалу демократии, вдруг, как бы под влиянием каприза, я снова меняю свое мнение и вновь порицаю и осуждаю существующий демократический строй?
(72) Я порицаю и тех частных лиц, которые лишь изредка поступают правильно, а в большинстве случаев совершают ошибки; я считаю их хуже тех, какими они должны быть; кроме того, они, хотя и происходят от благородных мужей, мало чем отличаются от людей, погрязших в пороках. Я упрекаю их за то, что они значительно хуже своих отцов, и хотел бы посоветовать им отказаться от такого поведения и образа жизни. (73) Я придерживаюсь того же самого мнения и относительно общественных дел. Я полагаю, что нам не следует гордиться или испытывать удовольствие, если мы строже соблюдаем законы, чем люди, ненавистные богам и охваченные безумием; скорее наоборот, нам следует негодовать и возмущаться, — ведь мы стали хуже наших предков. Мы должны соревноваться с их доблестью, а не с развращенностью Тридцати, особенно потому, что нам подобает быть самыми лучшими из людей. (74) Не впервые я выражаю теперь эти мысли. Я высказывал их многократно и перед многими. Я знаю, что в других местностях выращиваются разнообразные плоды, деревья и животные, обладающие своими преимуществами в каждом районе и по качествам превосходящие те же виды в других местах; а наша страна в состоянии порождать и воспитывать мужей, не только наиболее одаренных в искусствах, предприимчивости и красноречии, но и далеко превосходящих остальных людей мужеством и доблестью. (75) Справедливость этого засвидетельствована древними войнами против амазонок, фракийцев и всех пелопоннесцев, а также борьбой с персами, во время которой они и один на один, и с помощью пелопоннесцев одерживали победы над варварами на суше и на море и были удостоены похвалы за доблесть; ведь ничего подобного не могли бы они совершить, если бы по самой своей природе не превосходили бы остальных людей. (76) Пусть никто не подумает, что эта похвала относится к политическим деятелям нашего времени; напротив, этими словами я воздаю похвалу тем, которые проявили себя достойными доблести наших предков, ведь эта похвала в то же время — порицание тем, кто нерадивостью и дурными поступками покрывает позором свое благородное происхождение, — а это именно мы и совершаем. Правда должна быть сказана. Обладая по природе такими преимуществами, мы не сберегли их, но, охваченные стремлением к дурному, впали в безрассудство и раздоры. (77) Если бы я хотел порицать все то, что заслуживает порицания, и обличать современное положение дел, я боюсь, что это увело бы меня далеко от моей основной темы. Об этом мы говорили и раньше, и еще будем говорить, если мы не сможем убедить вас покончить с подобными ошибками. Теперь же я еще раз вкратце скажу о том, что с самого начала я сделал темой своей речи, а затем уступлю свое место любому желающему обратиться к вам с советом по тому же вопросу.
(78) Если мы будем так управлять городом и дальше, то все останется по — старому. Мы будем жить по — прежнему, принимать решения, вести войны, претерпевать неудачи и совершать почти все то же, что делаем теперь и делали раньше. Если же мы изменим нашу политик), то ясно, что благодаря этому у нас будут те же условия жизни, какими пользовались предки. Ибо одни и те же политические установления неизбежно порождают близкие и одинаковые последствия. (79) Сопоставив важнейшие результаты обеих систем управления, нам необходимо рассмотреть, какую же из них следует предпочесть. Сначала мы должны обдумать, как относились эллины и варвары к прежней политии и как теперь они относятся к нам. Ибо в значительной степени и те и другие способствуют общему процветанию, когда они расположены к нам надлежащим образом. (80) Эллины гак доверяли тем, кто управлял государством в то время, что большинство из них добровольно отдались под власть нашего города, варвары же были настолько далеки от вмешательства в дела эллинов, что их военный флот не появлялся далее Фаселиды, а сухопутные войска не переходили реку Га — лис, и они оставались в полном бездействии. (81) Теперь же обстановка настолько изменилась, что одни ненавидят наш город, а другие нас презирают. О ненависти эллинов вы слышали от самих стратегов; о том же, как относится к нам царь персов, видно по его письмам, посланным нам[23].
(82) Кроме того, строгие правила того времени воспитали граждан в такой доблести, что они не оскорбляли друг друга, а при вторжениях врага в страну все вместе боролись и побеждали. У нас же теперь — все наоборот. Мы не пропускаем ни одного дня, чтобы не причинить друг другу какого — нибудь зла, а военными обязанностями мы пренебрегаем настолько, что даже не считаем нужным ходить на проверку, если не получим за это денег[24]. (83) Но вот самое важное: тогда никто из граждан не испытывал нужды в самом необходимом и не позорил наш город, прося подаяния у первых встречных: теперь же нуждающихся значительно больше, чем имущих. Поэтому нужно быть снисходительным к народу, если он не заботится об общественном процветании, а постоянно думает лишь о том, как просуществовать в каждый сегодняшний день.
(84) Я убежден в том, что, если мы будем подражать предкам, мы освободимся от всех бед и станем спасителями не только нашего города, но и всех эллинов. Я пришел сюда для выступления перед народом и произнес эту речь. Вы же, взвесив все обстоятельства, подавайте свои голоса за то. что покажется вам наиболее полезным для нашего города.
Банкирская речь
1. Великое судебное состязание предстоит мне, судьи. Я рискую не только лишиться больших денег, но быть несправедливо обвиненным в стремлении завладеть чужими; это я считаю важнее всего. Ведь, даже если я лишусь чужих денег, у меня останется достаточное состояние; если же окажется, что я без надлежащего основания взыскивал столь большие деньги, то я буду опозорен на всю жизнь.
2. Труднее всего, судьи, добраться до таких противников. Дело в том, что сделки с банкирами заключаются без свидетелей; поэтому и те, с кем поступают они несправедливо, неизбежно подвергаются опасности: У них и много друзей, и денег в их руках много, да и их ремесло вселяет к ним доверие. Однако и при таких обстоятельствах я надеюсь для всех сделать ясным, что Пасион лишает меня денег.
3. Сначала я изложу, насколько могу, вам все дело. Отец мой, судьи, — Сопей; все плавающие в Понт знают, что он настолько близко стоит к Сатиру (правителю Боспора Киммерийского), что управляет у него обширной областью и имеет попечение о всей его вооруженной силе. Зная (про Афины) и про прочую Элладу, я пожелал совершить туда путешествие. И вот отец мой, нагрузив два корабля хлебом и дав денег, отправил меня одновременно и с торговой целью и с целью людей посмотреть. Пифодор, сын Финика, свел меня с Пасионом, и я пользовался его банком.
4. Несколько времени спустя был сделан Сатиру донос, будто отец мой замышляет против его власти
