чуть ли не прозрачным.
Роберт погладил ее по щеке, и улыбка озарила черты Анны, но глаза смотрели безучастно и едва ли не печально в ослепительном небесном свете.
— Вот мы и опять свиделись, — сказал он. — Хорошо ли тебе живется?
— Порой я вижу все как в тумане. Ты должен поцеловать меня в глаза.
Роберт взял Анну за руку и стал прохаживаться с нею взад и вперед между садовыми оградами. Корзина с овощами стояла на земле, и всякий раз, как они сворачивали на ту дорожку, она притягивала взор Анны, точно магнит, который определял круг ее мыслей.
Когда Роберт спросил, отчего вокруг так безлюдно, Анна сказала, что одни в это время, возможно, участвуют в часах упражнений или заняты на службе, другие отправляются к вокзалу — посмотреть, нет ли среди вновь прибывших кого-нибудь из родственников или друзей.
Она, кажется, поверила ему, когда он сказал, что тоже был загружен разными делами и потому все откладывал свидание с ней со дня на день.
Они остановились у поворота дорожки. Анна острым носком своей туфельки буравила ямку в вязком песке.
— Ты, мне кажется, — сказала она после короткого молчания, — мало ценишь драгоценный случай, который снова свел нас. Может случиться, что скоро настанут времена великих бедствий и невзгод, о чем упоминается в родовой хронике предков.
— Что, у вас в доме есть какие-то записи? — воскликнул изумленно Роберт.
— Отец, — продолжала Анна, — рассказывает нам иногда, в сумерках, когда мы бережем свет, что периодически, через неопределенные промежутки, наш край постигают облачные катастрофы.
— Так, значит, — прервал Роберт, — это только устное предание, а не письменная хроника?
— Почему это тебя так волнует, — сказала Анна, которая уловила особенную интонацию в его голосе, — и почему ты упираешь на слово 'хроника'?
— Ты ведь знаешь, что я уже и раньше интересовался древними письменными свидетельствами, — уклончиво отвечал Роберт.
Он снова взял ее за руку и стал прохаживаться взад и вперед по дорожке.
— То, о чем я говорю, — настойчиво продолжала Анна, — не имеет никакого отношения к твоему Гильгамешу, это — настоящее и касается нас. Тебя не тревожит это предостережение?
Роберт молчал.
— Подумай только, — снова заговорила Анна удивительно певучим голосом. — Это значит, что все время — это лишь заповедное время перед неизвестностью, все пространство — лишь защитное пространство на мгновение, вся деятельность — лишь вспомогательная деятельность для другой половины царства. Тебе нельзя мешкать, любимый! Нагрянут беды — с кровавыми ливнями, с засухой, ночь опустится на землю, мы будем жить в пещерах без солнца, и силы пучины восстанут против нас. Это произойдет в один миг — то, что низвергнет нас в небытие. С нами случится то же, что с праотцами! Вспомни о приливах и отливах!
— Ты произносишь не свои слова, — сказал Роберт, пораженный ее чрезвычайным возбуждением. — Что за провидец заговорил в тебе?
— Почему ты не веришь? — сдержанно возразила она. — Почему ты не хочешь прочувствовать остаток бытия? Дорог каждый миг! Что останется?
Возможно, Анна думала, когда говорила все это, о себе и об их отношениях. Для него же ее слова звучали как напоминание о его собственной задаче — быть архивариусом и хронистом города.
— Что, какая сила, — сказала она со вздохом, — удерживает тебя вдали от меня? Разве ты не можешь освободиться — для нас?
Она и не подозревала, в какое смущение повергла этим вопросом Роберта, который не думал отказываться от своей деятельности, рвать связь с Архивом.
— Когда у меня будет ясное осознание самого себя здесь и своей задачи, — мягко сказал он, — настанет и для нас настоящий день, как он назначен нам судьбой.
Анна чувствовала, что он чего-то не договаривает.
— Любовь, — возразила она, — не терпит отсрочки. Мои родители пусть тебя не смущают. Ты спокойно можешь оставаться у нас в доме на ночь. Но могу я приходить к тебе, если ты так более уверенно чувствовал бы себя.
'Да! — сказал в нем внутренний голос. — Приходи ты ко мне'. Но Роберт замялся с ответом. Ему казалось невозможным, чтобы она приходила к нему в гостиницу или в Архив. Но потом он вспомнил о потайном ходе в его комнату в пилоне, которым можно было воспользоваться, чтобы не попадаться никому на глаза.
— Давай прогуляемся немного по окрестностям, — сказал он оживленно, — а потом пойдем ко мне, да?
Он подхватил корзину с овощами, весело качнул ею раза два-три в воздухе и повесил за ручку на столбик ограды. Мысль о прогулке вдвоем с любимой воодушевила его. А потом они пойдут к нему!
— Как я рад, — сказал он, почувствовав себя внезапно освобожденным, точно груз сбросил с плеч, — как я рад, что ты есть! Какой же я был дурак, давая всяким призракам уводить себя от действительности, в которой ты! — Сказал, точно отогнал широким движением руки всяческих призраков.
Налетел легкий ветерок. Все вокруг как будто оживилось. Анна, почувствовав дуновение, искоса взглянула вверх.
— Снова подошел поезд с пассажирами, — сказала она. — Ты, наверное, тоже уже слышал, что пассажирские перевозки за последнее время возросли. Я так редко встречаю знакомых оттого, может быть, что немного рановато переселилась сюда.
Она уже взяла тем временем корзину и попросила Роберта отнести ее домой.
— Солдат в кепи, — щебетала она по дороге, — я изредка вижусь с ним, рассказывал, что ожидается значительное увеличение численности состава гарнизона. Предполагается расширение зоны казарм и строительство новых бункеров и убежищ в окрестностях города. С этим солдатом я познакомилась давно, еще девчонкой, во время поездки в Париж. Он был тогда студентом Сорбонны.
Роберт поинтересовался, не тот ли это солдат, что приходил в прошлый раз, когда они сидели наверху в доме Анны и ее отец отослал его. Когда она подтвердила, что этот тот самый солдат, Роберт украдкой взглянул на нее сбоку.
— Но тут, должно быть, какое-то недоразумение, — спокойно продолжала говорить Анна, — потому что он не Роберта спрашивал, а городского архивариуса, лицо из высокого ведомства. Впрочем, молодой человек, как мне думается, использовал это только как предлог, чтобы возобновить наше знакомство.
Они уже подошли к родительскому дому Анны и остановились в нескольких шагах от калитки. Анна выглядела теперь свежее и оживленнее.
— Можно было бы как-нибудь прогуляться туда, к храму-казарме, — сказал Роберт, — это ведь где-то здесь, недалеко.
Анна заметила в ответ, что без специального удостоверения не пройдешь дальше заграждения из колючей проволоки, которой оцеплена вся военная зона, занимающая обширную территорию. Но и оттуда, впрочем, видна какая-то часть античного сооружения.
Роберт умолчал о том, что у него есть специальное удостоверение, которое позволяло ему проходить через посты охраны и, бесспорно, давало право проводить и Анну с собой.
— Может быть, месье Бертеле, — предположила Анна, — смог бы нам помочь в отношении пропуска. Только как его найти сейчас, не знаю.
Роберт согласился с ней. К тому же уже далеко перевалило за полдень. Впав в задумчивость, он долго глядел на солнце, пока не заболели глаза; он отвернулся. Перед глазами, куда он ни смотрел, мельтешили красные и темные круги с огненно-радужными краями, сталкивались и разлетались, разрывая очертания предметов. Он сдвинул очки на лоб и протер глаза.
— Я вспомнил, — сказал он, — что на ближайшие дни договорился о встрече с художником Кателем и это займет у меня больше времени, чем хотелось бы.
— Я не могу пойти к тебе? — спросила она.
— Сегодня не совсем удобно. Я в другой раз возьму тебя.
