сброшенного груза попадало к нам. Нередко фашистские летчики, опасаясь за свою жизнь, не решались входить в зону зенитного огня, зная, насколько он точен. Поэтому нередко сбрасывались грузы и иногда на весьма далеком расстоянии от кольца окружения. Жители недавно освобожденных советских деревень пользовались этими «ошибками» немецких летчиков. Однажды был захвачен в плен немецкий офицер, в полевой сумке которого оказалась таблица световых сигналов для обозначения места сбрасывания грузов. Используя эти таблицы, советские войска «получили» много грузов.
Бывшие фашистские генералы в своих воспоминаниях на все лады проклинают погоду, которую выставляют чуть ли не главной виновницей, мешавшей работе их транспортной авиации. Но странное дело! Изучая отчеты командиров зенитных подразделений Донского фронта за декабрь 1942 года и январь 1943 года, я пришел к выводу, что сетования немецких генералов на погоду абсолютно необоснованны, в большинстве своем лживы.
В отчетах зенитчиков я нашел раздел, в котором они фиксировали режим работы транспортной авиации противника. Оказывается, дневные полеты к «котлу» фашистские летчики совершали только в облачную погоду. Они пролетали в облаках или выше их, ориентировались и совершали посадку, пользуясь пеленгами своих радиостанций на окруженной территории. Значит, плохая погода не так уж мешала гитлеровским летчикам! Скорее, она была их союзником и защитником от огня нашей зенитной артиллерии. В ясную погоду фашисты предпочитали летать ночью. Число ночных вылетов к «котлу» составило 80 процентов от общего числа полетов.
По свидетельству Манштейна, спешившего на выручку войск Паулюса, но так и не сумевшего его выручить, фашистская авиация потеряла в этот период 488 самолетов и до 1000 человек летного состава. Пусть эти цифры и приуменьшены, но тем не менее они значительны и свидетельствуют о высоком боевом мастерстве зенитной артиллерии и наших летчиков-истребителей.
Начало операции по уничтожению окруженных вражеских войск было назначено на 10 января 1943 года. Донской фронт еще в декабре приступил к активной подготовке для решительного наступления.
В середине декабря к нам прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования — командующий артиллерией Красной Армии главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов с большой группой командного состава, составлявшей его оперативный штаб.
Планируя артиллерийское наступление, мы учли опыт артиллерийской подготовки, проведенной 19 ноября, характер обороны и моральное состояние вражеских войск, которое стало намного ниже после 19 ноября. Мы решили, что удар артиллерии должен быть очень сильным, но коротким. Образно говоря, мы намеревались сбить противника с ног одним ударом «увесистого кулака».
Если в контрнаступлении 19 ноября 1942 года в составе Донского фронта имелось 53 артиллерийских полка и насчитывалось немногим более 4 тысяч орудий и минометов, то к 10 января — почти 7,5 тысячи орудий и минометов. Еще больше возросло количество полевой реактивной артиллерии — «катюш». «Катюши» и их братья «Андрюши»— рамы, посылавшие на голову противника тяжелые 300-миллиметровые мины, — были очень грозным оружием.
По сравнению с периодом сражений за Москву количество этих боевых установок намного возросло. В октябре и ноябре 1941 года на Западном фронте счет им велся на десятки и только к началу контрнаступления в декабре того же года их количество достигло 300 единиц. В 1942 году счет их пошел уже на многие сотни. В частности, у нас на Донском фронте к 19 ноября 1942 года насчитывалось 424 установки, а к 10 января 1943 года у нас их было уже 1656. Только один их залп составлял более чем 15 тысяч мин.
И вот всю эту армаду — артиллерию, минометы и полевую реактивную артиллерию — предстояло подготовить к решению больших и сложных задач, организовать четкое управление ими в бою. В решении всех этих задач нам безусловно помог опыт знаний, накопленный в сражениях под Москвой и Сталинградом.
Оборудование артиллерийских позиций требовало огромных усилий, упорства и выносливости личного состава: земля промерзла настолько глубоко, что работать приходилось только ломами и кирками, потому что с помощью лопат рыть окопы для орудий и щели для личного состава было невозможно. Еще тяжелей стало добывать топливо, чтобы хоть как-то обогреваться. А морозы лютовали все сильней. Тяжело было держать в порядке фронтовые дороги, ремонтировать технику.
Несмотря на все эти трудности, связанные с характером местности и условиями суровой зимы, сложность материального снабжения войск, артиллеристы сумели своевременно и хорошо подготовиться к нанесению сокрушительного удара по врагу.
Чтобы точно соблюсти график артиллерийской подготовки, у каждого орудия на огневых позициях были расположены боеприпасы в определенном порядке. Для определенного периода артиллерийской подготовки предусматривался расход установленного количества снарядов и мин. Полученные на такой период артиллерийской подготовки боеприпасы укладывались отдельными штабелями. Чтобы избежать какой-либо путаницы, штабель обозначался специальной табличкой с соответствующей надписью.
На щитах орудий имелись четко записанные установки для стрельбы на период артиллерийской подготовки. Между прочим, этот способ был известен и в мирное время, и о нем знали все младшие командиры. Однако в артиллерию пришли в ходе войны новые люди, не знавшие или забывшие его. Поэтому накануне наступления мы напоминали командирам батарей, чтобы эти данные имелись на всех щитах.
Советское командование не хотело напрасных жертв и стремилось склонить окруженные войска к капитуляции. Чтобы избежать напрасного кровопролития, 8 января мы предложили окруженным войскам прекратить бессмысленное сопротивление.
Это был акт высокой гуманности. Но противник отклонил его.
9 января была сделана еще одна попытка склонить Паулюса к капитуляции, но и это предложение гитлеровцами не было принято.
Отказом от капитуляции немецко-фашистское командование подписало смертный приговор десяткам тысяч своих солдат и офицеров.
10 января 1943 года в 7 часов 30 минут командующий фронтом, его заместители — начальники родов войск — прибыли на, наблюдательный пункт командующего 65-й армией П. И. Батова. Приехал туда и представитель Ставки главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. Отсюда мы могли хорошо видеть огневые позиции нескольких минометных, пушечных и даже гаубичных батарей и дивизионов, разместившихся на открытом месте. Орудийные окопы для маскировки были обложены крупными снежными брусками.
В другое время подобное расположение огневых позиций артиллерии сочли бы по меньшей мере легкомысленным. Но мы знали, что противник берег каждый выстрел на самый крайний случай.
20 минут нашего пребывания на наблюдательном пункте пролетели незаметно, и мы услышали знакомые волнующие команды. В 7 часов 50 минут по телефонным линиям с командного пункта командарма, растекаясь по черным змейкам проводов, понеслось: «Оперативно! Сверить часы!» Потом после небольших пауз одна за другой над притихшей степью прозвучали команды: «Натянуть шнуры!» и, наконец, «Огонь!» Ровно в 8 часов 5 минут залп тысяч орудий разорвал тишину морозного утра. В 65-й армии много потрудились, чтобы добиться одновременного открытия огня всей артиллерии, и это вполне удалось. Артиллерия заработала необыкновенно дружно. 55 минут без малейшего перерыва, то немного утихая, то вновь усиливаясь, бушевал ураган артиллерийско-минометного огня. В расположении противника творилось что-то невообразимое. Такого не наблюдалось и 19 ноября. На этот раз мы имели артиллерии куда больше, да и огонь ее был организован лучше.
Орудийные расчеты работали с огромным напряжением. С наблюдательного пункта было хорошо видно, как артиллеристы сбрасывали мешавшие им полушубки и шинели. Наши командиры, находившиеся в это время на огневых позициях, рассказывали, что, несмотря на мороз, батарейцам было в прямом смысле жарко.
Наша артиллерия действовала наверняка. Такого мощного артиллерийского удара ранее не приходилось наблюдать. Н. Н. Воронов, которому довелось побывать на многих фронтах и быть участником не одной артиллерийской подготовки, сказал:
— Никогда еще не видел такой мощности и организованности огня!
А наши солдаты восклицали:
— Вот это сила!
