мораль, как Вы понимаете.
Заехать в вопрос паразитизма я всё никак не мог. Загвоздка тут в том, что какие-то его зачатки обязательно сидят в каждом из нас. Впрочем, может встретиться и развитая форма. Проблема не в этом. А в том, что своего собственного желания проехаться за счёт других, никто худым не полагает. Как-то так устроена человеческая психика, что тут предусмотрен могучий предохранитель.
Некоторое время я осторожно щупал почву альтруизма - то есть желания делиться с другими или трудится для них, но стихийные логики - мои современники - плохо меня понимали. Чуть лучше обстояли дела, когда я заменил понятие 'другие' на понятие 'свои'. Речь тут же пошла о родичах и мы сразу достигли взаимопонимания. Интересы рода - это прежде всего.
Потом я опять сменил пластинку и мы снова принялись за тему уважения. Тут всё было гладко, и мне удалось протолкнуть тезис о том, что некоторых людей уважают не только в своём роду, но и в других. Более того, категория уважения к роду тоже воспринялась на ура. Попал. Пальцем в небо. Потому, что ни альтруизмом, ни паразитизмом отсюда даже не пахло.
Наши разговоры стали походить на обычный беспредметный трёп, напоминая о парт-просвет-учёбе и иных мероприятиях эпохи развитого социализма в отдельно взятой стране. Но потом я вдруг вспомнил, зачем это всё затеяно. Проблема ведь изначально формулировалась как сохранение обычая подавления паразитов старшим родичем, главенствующим в пределах наименьшей структурной единицы нашего Союза. То есть о повышении репутации глав этих давно сложившихся образований и о том, чтобы их численность, не превышала пределов, в которых деятельность единоначальника ещё эффективна.
Осознав это, я сдулся, словно проколотый воздушный шарик. Похоже, моя затея с внесением зачатков философии в примитивное сообщество, закончилась тем, что образовалась стихийная группа болтологов- мудрозвонов - а кружок ребят действительно частенько собирался, упражняясь в красноречии и стремясь на словах доказать друг другу разную ересь. Я перестал интересоваться их потугами в надежде, что это увлечение увянет само по себе.
Забегая вперёд, доложу, что надеждам моим сбыться не пришлось. Этот Стебелёк через несколько лет не только написал гнусную книженцию под названием 'Начала мудролюбия' но и издал её на плитах отличной гончарной керамики, которыми отделали стену одного из залов школы. Сам я эту бодягу, разумеется, не читал, но многие отзывались о ней одобрительно.
Меня же хватило только на несколько лозунгов в смысле: 'Крепите роды, составляющие союз, уважайте их самостоятельность и оказывайте почтение главам этих основных ячеек нашего общества'. Их, эти призывы, размножали при помощи клише, а потом обожженные оттиски размещали на видных местах: На указателях у пересечения троп, на столбах с табличками, указывающими название населённых пунктов, над входами в лавки и в трапезных. Вот так я расписался в собственном бессилии, в неспособности решить задачу, с которой и до меня никто справился.
Если хоть кто-нибудь придумает что-то лучшее, отпишите мне в Тупой Бычок. А то у меня выдумка полностью иссякла. Ну и про мартеновскую печку тоже, а то та, которую сделал Слепень, как-то непривычно выглядит, и сталь из неё получается неодинаковая от варки к варке.
Глава 21. Заключительная
Много времени занимало у меня ознакомление с отчётами, что присылали проходи… землепроходцы, направляемые во все стороны, чтобы земли окрестные на песочницах изображать и с людьми в них живущими, знакомство водить. Не в песочницах, в землях. На прилагаемых к этим писаниям планах чего только не встречалось, однако, как я их друг с другом ни сопоставлял, ничего знакомого мне из карт прошлой жизни не угадывалось. Так я и не определился с местом, в которое попал.
Особенно волновала наша большая река. Теплилась надежда, что увидев контуры этой водной артерии на всём протяжении, я узнаю её - похоже, что она - одна из Великих Рек. Амур? Дунай? Амазонка? Поди, пойми, какими они были многие тысячелетия тому назад! Какой там был климат, ландшафт, растительность? Но те, кто возвращался с низовий, до устья так и не добрался. А иные и не ворочались.
Наш южный царёк по имени Шлым прислал толковую карту своего удела и прилегающих соседних территорий. Далеко на западе сыскали большую пресную воду - озеро неохватного размера со множеством гор по берегам. Пределы познанного постепенно расширялись. В бродячих родах появился обычай хотя бы одного из детишек обязательно отправлять в одну из школ, не обязательно Гончаровскую или Тупобычковскую - в любую, где обучают письму и счёту - Когидскую, Противноводскую или иные, где выбор изучаемых предметов был много меньше. Потому что грамотеи требовались, чтобы прочитать или составить грамотку.
В обиход стали входить охотничьи самострелы, стальные рыболовные крючки, даже коньки появились в обиходе. Камень, керамика, металл - все эти материалы продолжали использоваться в качестве инструментальных. Олова для бронзы нам так и не встретилось нигде. А, может, никто не узнал этой руды? Наш с Фаей сынок с головой ушёл в создание паровых машин, он всё время что-то пытается в них улучшать. А я жду новой беды. Давненько никто нам не угрожал. Не должно так быть в эти дикие времена. Тем более, что ездют сюда всякие, насчёт поменяться охочие. С юга в основном.
Многое видят для себя диковинное, возвращаются потом обратно да рассказывают о чудесах северных. А нашим казакам приходится перенимать разбойничьи шайки. Можно было бы сказать, что попахивает порохом… хе-хе. Когда бы нашел я селитру.
- Учитель! Напутствуй меня. Хочу я отправиться на юг, посмотреть как там люди живут. Поговорить с их мудрецами, - Стебелёк явился прощаться.
- Напутствовать, говоришь? - я вот так сразу и не знаю, как отнестись к этой затее. Если не лукавить, то должен я честно сказать ученику, чтобы не маялся он дурью, потому что никого мудрее меня на этом свете нет. Но в этом мире за слова отвечать приходится всегда, а читать курс диамата первобытным людям, как я уже сообразил, преждевременно… неохота, если не кривить душой. С другой стороны, народ тут живёт самостоятельный, в решениях своих твёрдый и, кроме как перед родичами своими никому ничем не обязанный. Вот и выходит - нет смысла этого мальца удерживать. Так что, лучше проститься по- человечески, да и забыть про парнишку: - Что же, изволь. В краях дальних носи одежду местных жителей. Не спорь и ничего не доказывай, но неизменно выказывай уважение обычаям и верованиям. А то не свидимся.
Сказал я эти слова, и неладно стало на душе. Чует моё сердце, забредёт он туда, где, может статься, уже живут при рабовладельческом строе. Без поддержки родичей нетрудно и сгинуть на чужбине. А ведь какой гончар славный!
Вскоре прибыл к нам гость с волокушей, в которую была запряжена лошадь. Если кто забыл, так службу в своей прошлой жизни я начинал в артиллерии в те поры, когда конная тяга ещё использовалась. А уж миномёт на лошадку навьючить в гористой местности - этому нас даже обучали. Поэтому сразу сделал охотничью стойку и давай парня этого улещать и окучивать, чтобы он и кобылок нам привёл, и жеребцов, а мы бы ему за это… да много у нас разных привлекательных вещей, одни железные инструменты по нынешним временам - это же чудо.
А он - ни в какую. Речь его не наша и не праттская, объясняемся, в основном, знаками и, чего ему нужно, толком разобрать не можем, но сам он предлагает шкуры, которых и без него в нашем Союзе хоть завались. Пристаёт к каждому, у кого на поясе приметит стальной ножик, и тащит беднягу к своей
