Я бы попросил наше интервью, за которое я так благодарен 'Часу пик', первой в стране газете, откликнувшейся на мою просьбу (даже 'Огонек' не смог предоставить мне слово), закончить… строками из стихотворения. Написал я их на днях, слушая в 'До и после полуночи' беседу моего учителя генерала О.Д. Калугина с Владимиром Молчановым.
ОЛЕГ КАЛУГИН: 'Я БЫЛ СКРОМНЫЙ ГЕНЕРАЛ, А СТАЛ ПОПУЛЯРНЫЙ ЧЕЛОВЕК'
За следующие три дня он успел дать десяток интервью, получил два солидных заказа на книгу, отказался от двух лестных предложений о трудоустройстве, согласился баллотироваться в депутаты и выдвинул публичное обвинение председателю КГБ.
После Ельцина и Гдляна, по оценкам экспертов, это самый яркий гример европеизации советской политики — президентская регрессия, воспринятая как паблисити, обеспечила будущее разжалованному генералу.
К месту встречи с корреспондентом Калугин подошел незаметно. Потом, открыто улыбаясь, извинился за конспирацию: 'Я был скромный, условно говоря, генерал, а теперь, после всей рекламы и президентского указа, стал очень популярным человеком в стране. В некоторые места просто трудно пройти. В метро автографы просят
За непривычную для разведчика популярность он заплатил, кроме моральных убытков, привычными льготами. Довольно редкая награда 'Почетный работник госбезопасности' давала право на 50-процентную скидку в квартплате, 20 лишних метров жилплощади плюс престиж независимо от должности. Все это, правда, перекрывалось генеральскими привилегиями. Лишенный и того и другого, Калугин потерял к тому же 350- рублевую пенсию. Какая будет теперь, он не знает: 'Может быть, дадут, как генералу Григоренко, солдатскую — 12 рублей'.
Григоренко Петр Григорьевич (1907–1987), генерал- майор, активный участник правозащитного движения. В 1964 году был арестован, лишен воинского звания. В 1970-м был вторично арестован и отправлен в спецпсихбальницу. С 1977 года жил в США.
'Вообще говоря, я не интересовался — не хочу иметь никаких дел с нынешним руководством КГБ. Они со мной связались единственный раз за эти две недели — днем раньше указа позвонила девушка из приемной и пригласила прийти. Я сказал, что ноги моей там не будет, если хотят, пусть приводят силой. Вы же знаете, что КГБ с момента моего появления, как говорят, на сцене начал распространять слухи в своем стиле: что я глубоко внедренный агент ЦРУ и, наоборот, что я агент Крючкова, внедренной в левое движение с тем, чтобы попасть в окружение Ельцина и разложить его команду. При такой игре они могут использовать мой приход в КГБ, чтобы сфотографировать меня и потом показать 'левым': 'Смотрите, он наш, а вам голову морочит'.
Что касается указа, он больше заинтересовал Калугина незаконностью, чем обидел несправедливостью: 'Юридически это абсолютно беспомощно. Если я разгласил государственную тайну — подавайте на меня в суд и потом уже принимайте решение. А все, что я рассказал и еще расскажу — как убивают людей, прослушивают телефоны, фальсифицируют информацию, закрывают дела на номенклатуру — это тайны не государства, а партийно-полицейской мафии'.
Ъ: А то, что вы открыли 'Московским новостям', хотя и не называя, 'крышу' КГБ в Лондоне — контору 'Союзэкспорт- фильма'?
О.К.: Это секрет Полишинеля. То, что советской публике кажется ужасными тайнами, давно и широко известно на Западе от многочисленных перебежчиков. Этот факт защитит меня на любом суде.
Калугин уверен, что на суде — если до этого дойдет дело — юридическая ошибка Президента и Совмина станет очевидна.
Политическая логика Калугину и растущему числу его сторонников очевидна уже сейчас — руководство КГБ боится, что ренегатскому примеру отставного чекиста последуют те, кто еще в строю. Поэтому изданный указ может быть полезен для реноме Лубянки, но настолько же вреден для престижа Президента. И то, что Горбачев подписал этот заведомо непопулярный документ, по мнению Калугина, еще раз доказывает его правоту: КГБ в СССР може? оказывать давление на руководителей самого высокого ранга.
Самому Калугину, по-видимому, обижаться на Президента грех. Указ, как это уже бывало, повлиял на общественное мнение с точностью 'до наоборот' — пораженный в правах отступник стал народным героем. Стал в отличие от своих предшественников на этой стезе в одночасье, не успев толком помучиться.
Профессиональный разведчик, планируя взрыв своей 'бомбы', естественно, рассчитывал на такой вариант; хотя готовился к худшему, 'даже к: тюрьме'. Это не остановило его в феврале, когда, посоветовавшись с женой, он отнес в 'Огонек' большую аналитическую статью — 'самую полную из всего, что вышло' — и заручился обещанием Коротича о публикации. Потом Калугину объяснили, что цензура, не имея формальных претензий по части государственных тайн, все же сочла долгом показать статью КГБ. Коротича вызвали в Политбюро и запретили печатать откровения генерала.
'Позже Артем Боровик хотел взять меня во 'Взгляд'. Вроде уже договорились, но выяснилось, что Боровика шантажировал КГБ: сказали, если я появлюсь на экране, станут известны некоторые факты его биографии. Я говорю, как же вы такое терпите, единственный способ борьбы с ними — гласность. Но, видно, ему было чего бояться'.
Калугину в этом смысле бояться было нечего. Последние годы безупречной карьеры омрачило легкое диссидентство, письма в ЦК, но перестройка уже была гарантией от 'психушки'. Генерала лишь немного 'задвинули' по службе — 'я говорил Крючкову, зачем вы меня держите на режимной работе, назначили бы
