О, как томительно было сидеть в таком закуте! Даже книжку нельзя почитать: ни одного лучика света. Вот бабушка рядом, они сидят плечо к плечу, а друг друга не видят… Рая все думала: что с полицаем? Неужели она не убила его?..
Она с нетерпением ждала вести от Дагалины. И вот на четвертую ночь, под утро, в окно постучали — два раза подряд и один через паузу. Рая первая очутилась у окна. Потом, шаркая по полу босыми ногами, подошел Ахмет. Встала бабушка.
Рая узнала за окном Мать.
— Тетя Дагалина! — шепнула она старику.
Тот прошаркал в сени, слышно было, как глухо стукнул деревянный засов. Дагалина вошла с каким-то узлом в руках.
— Арина Павловна, Рая… Вам надо уходить из города. Сейчас же, немедленно! Полицейский жив. Ты, Рая, только тяжело его ранила. Он бредит и все упоминает девочку… Тебе надо переодеться вот в это. Как раз по твоему росту и теплое.
Она развязала узел, в нем были старый полушубок, шапка-треух, кирзовые сапоги, шерстяные носки, сумки, мешки.
— Брюки наденешь те, что дал Баксан. Они теплые.
Старушке Мать принесла большую теплую шаль и валенки.
Арина Павловна и Рая должны выдавать себя за побирающихся бабушку и внука. Ахмет довезет их до ближайшего селения, а там они сами доберутся до селения Верхнего, где живет сестра Дагалины.
Мать достала из кармана машинку. Рая вопросительно вскинула на нее глаза.
— Опасность очень велика, деточка: непременно надо постричься! Садись вот сюда. — Дагалина показала на скамейку.
Хотя прическа у Раи и без того была по-мальчишески короткой и вообще, как говорит бабушка, она похожа на мальчишку-сорванца, все же стричься под «нолевку» ей страшно не хотелось.
— Рая, у вас нет времени! — строго сказала Мать.
Девочка села на скамейку.
За какую-нибудь минуту-две все было готово. Дагалина искусна в этом деле: столько раненых пришлось перестричь в госпитале!.
Рая встала, провела рукой по голове и почти с ужасом ощутила, как ладонь прошлась по жесткой, словно из конского волоса, щетке.
Дагалина понимающе улыбнулась. Обняла девочку:
— Милая, была бы цела голова, а волосы будут. Давай-ка переодеваться.
Рая оделась в принесенное Матерью. Посмотрела на себя и невольно рассмеялась.
— Теперь ты не Рая Дмитриева из Ленинграда, а Сережа Петров из Ростова, — сказала Дагалина. — Понимаешь?
Рая кивнула. Мать продолжала:
— Вы шли побираться. По дороге вас догнала подвода. Вы попросили старика кабардинца подвезти до ближайшего селения. Ясно? Там вы переночуете, а потом пойдете в селение Верхний. Разыщете там Данах и будете ждать от меня вестей… Запомнила? Повтори!
Рая шепотом повторила.
А тем временем уже была готова в дорогу и Арина Павловна. Вошел Ахмет. Молча уставился на Дагалину.
— Запряг? Ну, отправляемся! — сказала Мать.
Все вышли во двор. Ахмет усадил беглецов в сани. Дагалина открыла ворота. Лошадь тронулась. Мать проводила подводу взглядом, прикрыла ворота и неторопливо пошла домой.
Над городом занимался рассвет. Чуть приметным силуэтом прочерчивались на беззвездном небе горы. Наступал новый день…
Это я, Хабо!
Лошадь шла быстро. Без понукания сама переходила с шага на рысь, словно понимала, что тем, кого она везет, надо как можно скорее удалиться от города.
Они ехали не по грейдерному большаку, а проселочной дорогой. Ее проторили местные жители. По грейдеру ездить было опасно: немецкие машины не раз наезжали на телеги и сани сельчан, сбивая лошадей, ишаков, подминая под колеса людей.
Проселок шел параллельно грейдеру, и Рая видела, как по большаку двигались немецкие машины, то с солдатами, то с какими-то ящиками — наверное, с боеприпасами. Громыхали бронетранспортеры, проносились мотоциклисты. Видимо, все это направлялось туда, к перевалам, где фрицам стало туго.
Вот одна из машин остановилась. Из нее выскочили трое солдат и, крича, бросились наперерез подводе. Ахмет остановился.
Подбежали немцы. Судя по всему, это были солдаты из карательного отряда.
— Хальт! Кто такой? Куда едет? — закричал старший, с погонами капрала.
Ахмет на ломаном русском языке объяснил, что он едет за дровами, а это, — кивнул он на Арину Павловну и Раю, — нищие. Попросили подвезти до ближайшего селения.
Капрал уставился бычьими глазами на лошадь.
— О, да у тебя отличный конь! Не правда ли, Карл? — обратился он к щупленькому, низкорослому солдату.
— Да, на таком только королю парадный выезд делать, — засмеялся тот.
— Настоящий росинант! — добавил третий.
Лошадь ни с того ни с сего заржала.
— О, скажите, какой обидчивый! — воскликнул капрал.
Немцы чуть не валились со смеху. Ахмет смотрел на них исподлобья.
Заметив его неприязненный взгляд, капрал рявкнул:
— Обыскать!
Один солдат схватил за шиворот Раю и вытащил из саней. Другой высадил Арину Павловну. Брезгливо посмотрев на отрепья старухи и мальчика, немцы не дотронулись до них, лишь стволами автоматов перерыли солому в санях. Там ничего не оказалось.
Капрал подал команду, и немцы трусцой побежали к машине.
— Шакалы! Пусть обрушится скала на ваши поганые головы! — процедил сквозь зубы Ахмет.
Под вечер они приехали в большое кабардинское селение. В первом же доме, куда обратился Ахмет, беглецов приняли тепло и радушно. Сытно накормили и оставили ночевать.
Ахмет не остался: завтра рано ему надо быть на службе в городской управе. Покормив лошадь и напившись вкусного кабардинского чая со сливками и перцем, старик отправился в обратный путь.
Утром хозяйка накормила русских сытным завтраком, дала в дорогу домашнего сыра, кукурузных лепешек и пожелала беженцам счастливого пути.
Они шли по снежной малоезжей дороге. День был ясный. Солнце так ярко светило, что на обочины и поле, где снег лежал нетронутым, было больно смотреть.
Они шли уже несколько часов. Поля остались позади. Начался лес. Было тихо-тихо и даже немножечко жутко. Рая шагала еще легко, а бабушка заметно устала. Надо передохнуть. Вот и удобное местечко — мост через ручей. И даже валяется кем-то оброненная охапка сена.
— Бабушка, давай передохнем. Поедим, — сказала Рая.
Она подобрала сено, разостлала на берегу ручья.
— Садись, бабуля.
Рая — она уже давно стала полной хозяйкой дома — развязала сумку, достала сыр, лепешки… О, какая чудесная эта кабардинка! Она положила в сумку вместе с сыром и лепешками небольшой ножичек и маленькую жестяную кружку. И даже чистую тряпочку вместо скатерти.
Рая разостлала ее, нарезала сыру, лепешек.
