заполнить все графы (неизвестно было, например, новое местожительство Адама). Словом, если бы в одно прекрасное утро оказалось, что вахтёра в проходной нет, это произвело бы такое же впечатление, как если бы в Татрах ни с того ни с сего исчез пик Кривань.
Хуже всего, что этот почтенный труженик до сих пор работает так же, как во времена Адама или по крайней мере Франца-Иосифа. У меня связаны с ним весьма драматические переживания.
Я как-то пришёл по официальному делу и, как всегда при официальных и при неофициальных делах, очень торопился. Я приветливо сказал:
— Мне нужна товарищ Ружичкова.
Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом, точнее говоря, посмотрел сквозь меня на стену, а может быть, и — сквозь стену, куда-то вдаль на дома в Малайках[5].
— Товарищ Ружичкова, — вежливо и внятно повторил я.
Он взял телефонную трубку, сосредоточенно набрал номер и сказал кому-то:
— Только не вздумайте снова складывать капусту в погреб! Не то будете иметь дело со мной!
— Мне нужно пройти к товарищу Ружичковой, — снова сказал я, притворяясь, будто только что пришёл.
Он покачал головой, взял газету и погрузился в чтение. За мной стояли ещё три посетителя с документами в руках. Тогда я протянул руку к книжке пропусков: может быть, здесь принято, чтобы посетители заполняли их сами. Он посмотрел на мою руку так, будто это был королевский удав, и наконец, раздражённо спросил:
— Что вам угодно?
— Товарища Ружичкову, — повторил я.
— Ружичкову? У нас такой нет, — не задумываясь, сообщил он.
— Нет, есть, — не сдавался я, — второй этаж налево, комната девятнадцать.
Он воспринял это как личное оскорбление и прохрипел:
— Сегодня неприемный день.
— Во-первых, приёмный, — твёрдо ответил я, — у вас это написано вот здесь, на табличке. А во- вторых, товарищ Ружичкова только что вызвала меня по телефону. Я из министерства просвещения.
— Гм, — с оттенком сожаления произнёс он и заглянул в какой-то длинный список.
— У товарища Ружичковой, — сдержанно подсказал я, — телефон номер шестнадцать.
Он не дал себя сбить с толку и набрал номер сто пятьдесят седьмой. Там сказали, что Ружичковой нет. Удовлетворённый неудачей, он так же безуспешно звонил по номерам: пятьдесят восемь, пятьдесят девять, даже триста семнадцать, хотя такого номера в здании вообще не было, и затем сообщил мне:
— Товарищ Ружичкова около часу тому назад ушла. Я это только что вспомнил.
— Но она меня вызвала, — протестовал я. — Почему вы не хотите позвонить по номеру шестнадцать?
— Такого номера у меня в списке вообще нет.
— Видите ли, они переехали, — информировал я его о новостях учреждения, которое он охранял. — У неё уже почти месяц новый номер.
— Минуточку, — невозмутимо сказал он, — сейчас я позвоню в управление делами, чтобы мне прислали новые списки. Всё должно делаться по порядку. Только не волнуйтесь.
— Послушайте, товарищ дорогой, — взмолился я. — Товарищ Ружичкова и ещё пять товарищей ожидают меня. У нас должно быть совещание.
— Это всякий может сказать, — высокомерно, но вежливо ответил он.
За мной стояло четыре человека. Из троих стоявших первоначально двое уже ушли.
Я разозлился.
— Ну, хорошо, — энергично заявил я, — я уйду. Но там, наверху, напрасно созвали совещание, и завтра его придётся созывать снова.
— Удерживать вас тут я не могу, — провозгласил вахтёр. — Следующий, пожалуйста.
В этот момент на лестнице появилась товарищ Ружичкова.
— Ты расточительно относишься к нашему времени! — обиженно воскликнула она. — Мы ждём тебя уже двадцать минут! Я сообщу об этом уполномоченному министра!
Я довольно бессвязно объяснил ей, что меня задерживает вахтёр.
— Я?! — изумился он. — Но ведь на вас ещё не заполнен пропуск!
— Поскорее, пожалуйста, — сказала товарищ Ружичкова и поднялась по лестнице.
Я победоносно посмотрел на вахтёра. И просчитался.
Он раскрыл книжку пропусков с таким видом, будто раскрывал по крайней мере переплетённую в сафьян конституцию. Тут выяснилось, что книжка закончилась.
— Минутку, — сказал он, — я должен оформить книжку.
Он работал сосредоточенно и добросовестно. За это время можно было бы подвести статистику посещаемости здания за последние семьдесят пять лет. Потом он воскликнул:
— Чёрт возьми, у меня нет новой книжки!
Вернулся он через десять минут. За мной уже стояло девять человек. В очереди наблюдалась значительная текучесть.
Я улыбнулся вахтёру, чтобы немного поторопить его. Но он беспощадно принялся нумеровать пропуска. В книжке было сто листков, следовательно, копирку нужно было переложить пятьдесят раз. Когда процесс нумерации был благополучно закончен, из окошка удовлетворённо прозвучало:
— Ну вот, всё в порядке. Ваше удостоверение личности, пожалуйста.
Неторопливое заполнение пропуска с полагающимся по закону отдыхом и соответствующими размышлениями должно, я думаю, продолжаться минуты три. На седьмой минуте я услышал:
— Послушайте, товарищ, у вас ведь не указано место работы!
Оно действительно не было указано. Я недавно перешёл на новую работу и забыл сделать соответствующую отметку. Поэтому я предложил вахтёру:
— Позвоните в министерство, и там подтвердят, что я у них работаю.
— Это не входит в мои обязанности, — провозгласил он. — Разве вы не ведите, сколько у меня работы?
В этот момент из здания выходил знакомый товарищ. Я обрадовался:
— Этот товарищ подтвердит, где я работаю.
Он подтвердил, но вахтёр возразил:
— Вот теперь это становится подозрительным. Вы, видимо, сговорились.
Мы оба дали честное слово, поклялись и самым энергичным образом протестовали. Вахтёр изучал наши удостоверения. За это время из двадцати трёх ожидавших одиннадцать проскользнуло в здание.
— Послушайте, — убеждал я, — вы держите меня почти час. Если предположить, что вы задерживаете каждого посетителя на десять минут и что сюда приходит шестьдесят человек в день, то вы отнимаете у государства около сорока восьми рабочих дней в месяц. Ясно?
— Нет, — небрежно ответил он, — не ясно, я всегда был слаб в арифметике.
На лестнице снова появилась товарищ Ружичкова. Она изумлённо посмотрела на меня.
— Ты что, с ума сошёл? — И попросила божество в проходной будке: —Товарищ, вы это заполните потом, хорошо?
— Пожалуйста, — тотчас же согласился вахтёр, — как вам будет угодно.
Совещание продолжалось двадцать минут — десять минут мы совещались и десять минут прорабатывали меня за опоздание. Выходя из здания, я зашёл в проходную будку за своим удостоверением.
— Минутку, — сказал вахтёр, — сейчас будет готово.
Не прошло и четверти часа, как он закончил заполнение пропуска и вернул мне удостоверение. Через толпу ожидающих я прорвался на свежий воздух. «Как хорошо, — подумал я, — что этот тип — последний в своём роде».
К сожалению, я в этот день побывал ещё в пяти учреждениях. Так возник этот фельетон.
Перевод Р. Разумовой.
