Однако боги, вняв молитвам людей, решили отправить на землю бога любви Кришну, чтобы он помог людям. Кришна отправился в Гималаи, взяв с собой свою жену, Рати, имя которой означает «желание».
И всюду, где ступала нога Кришны, животные пробуждались от спячки и начинали любить друг друга.
Серафина запомнила две строчки из поэмы, которая была переведена на английский язык.
«Даже у диких зверей просыпалась страсть.
У каждого самца к своей самочке…»
Она поймала себя на том, что тихонько повторяла эти строки, пока лодка, — раздвигая цветы лотоса, медленно плыла по недвижимой воде к Дворцу-на-озере.
Теперь она знала — поняла это после разговора с раджматой, — что ее чувство к Кельвину, то пламя, разгоревшееся в ее сердце, когда он коснулся губами ее ладони, не что иное, как любовь.
И как только могла она принять свое чувство к нему за дружбу?
Ведь она наверняка полюбила его с той самой минуты, когда он зашел к ней в комнату после свадьбы. Позже, когда они плыли на пароходе и он был так добр к ней, это чувство лишь усилилось.
Но больше всего она любила его — и любовь эта смешивалась с ненавистью, — когда случайно услышала слова леди Брейтвейт о том, какой он «красивый, обаятельный и страстный любовник».
— Я люблю его! Люблю! — шептала Серафина. — Но поняла это лишь сейчас.
Прежде она не знала, что любовь может приносить не только радость, но и боль. Ей всегда казалось, что, когда любишь человека, хочется быть с ним рядом, пусть даже не разговаривать с ним, не дотрагиваться до него, просто знать, что он здесь, с тобой.
Однако когда они с Кельвином возвращались из Парелла и он сидел рядом с ней в карете, еле сдерживая гнев, именно любовь заставила Серафину почувствовать, какое зло причинила им леди Брейтвейт.
Именно любовь подсказала ей, что леди Брейтвейт пытается растоптать удивительное чувство, которое зарождалось в ее душе.
Теперь Серафина и сама не понимала, как она могла испугаться Кельвина настолько, чтобы не разрешить ему в первую брачную ночь стать ее настоящим мужем.
«Я хочу, чтобы он любил меня!» — подумала она.
И тут же поняла, что это невозможно. В сердце Кельвина нет места дня любви к ней, к Серафине. Он ведь и сам признался, что не хотел жениться на ней.
Да и зачем ему она, пугливая, неопытная, скучная девчонка, на которой он вынужден был жениться, когда к его услугам сколь угодно Умудренных опытом женщин?
Однако если верить раджмате, мужчина и женщина, которые прежде никогда не виделись, вполне могут полюбить друг друга.
Во время представления Серафина наблюдала за магараджей и его женой. Когда великий владыка смотрел на нее, взгляд его черных глаз становился теплее.
Облаченная в сари, которое было украшено бриллиантами, жена его была необыкновенно хороша собой, однако казалась совсем юной.
Ей было всего семнадцать — на год меньше, чем Серафине, — и тем не менее она была замужем уже три года и подарила своему мужу сына.
«Он любит ее, — подумала Серафина. — А ведь когда он женился на ней, то понятия не имел, как она выглядит».
И она тоже любила и даже боготворила своего мужа, потому что для нее он был почти таким же святым, как сам Кришна.
«И я испытываю такие же чувства к Кельвину», — подумала Серафина.
И вновь по телу ее пробежала легкая дрожь при одной мысли о том, что она могла бы быть его настоящей женой и он любил бы ее так же, как магараджа любит свою молоденькую жену.
После разговора с раджматой Серафина наконец-то поняла, что больше ничего и никого не боится.
Теперь, когда ей так доходчиво объяснили, что такое любовь между мужчиной и женщиной, она уже не трепещет при одной мысли о ней. Она все поняла!
«Почему мне никто не объяснил этого прежде? — недоумевала она. — А вот девочки-индианки с самого раннего детства знают о таких вещах».
«Неведение порождает страх», — Сделала она вывод.
Люди пришли к такому заключению задолго до ее рождения, однако для Серафины это было настоящим откровением.
«Я больше не боюсь!» — захотелось крикнуть Серафине так громко, чтобы крик этот донесся до звезд. Сердце ее готово было петь и ликовать.
Поднимаясь по мраморным ступенькам во дворец, Серафина вдруг осознала, что ей надо попытаться все объяснить Кельвину, когда они останутся наедине.
Выйдя из лодки, она увидела, что Кельвин уже ждет ее.
Они прошли в просторную, но уютную гостиную, окна которой выходили на озеро.
Слуги внесли прохладительные напитки и тут же удалились.
Кельвин опустился в глубокое кресло, и Серафина, глядя на него, в который раз подумала, что он необычайно красив.
Должно быть, в день свадьбы ее испугали его рост и необыкновенная мужественность, однако сейчас именно это делало его привлекательным для нее.
Он был настоящим мужчиной, и Серафина теперь понимала, что влекло к нему женщин, почему они хотели его и почему они так боролись за то, чтобы его не потерять.
«А его жена — я», — с гордостью подумала она.
И вновь в ней зазвучали слова только что услышанной поэмы.
Интересно, испытывает ли Кельвин влечение к ней? И если нет, может пи она внушить ему это чувство?
Если верить раджмате, мужчине ничего не стоит воспылать страстью к красивой женщине, равно как и к своей жене.
Но раджмата имела в виду мужчин-индийцев. Распространяется ли это правило на белых мужчин, в частности, на Кельвина?
Он умел сдерживать эмоции, но всякий раз, когда сердился, Серафина отлично это чувствовала. От него исходили некие флюиды, они были настолько сильны, что ей становилось страшно.
Следовательно, если бы он испытывал к ней чувство, называемое любовью, она бы непременно это ощутила. А раз она ничего не чувствует, значит, он ее не любит…
Приподнятое настроение, овладевшее Серафиной после разговора с раджматой, начало потихоньку снижаться.
Одно дело осознать, что она любит своего мужа и попытаться сделать все возможное, чтобы и он полюбил ее, и совсем другое — претворить это в жизнь.
А что, если он, как вначале, как и в первую брачную ночь, все еще не любит ее?
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Серафина встала, поставила свой бокал на столик и подошла к раскрытому окну.
Перед ней раскинулось озеро дивной красоты.
«Я должна заставить его… понять! Должна сказать ему, что я больше… не боюсь!» — подумала она.
И ей показалось, что сам Кришна, бог любви, стоит с ней рядом и подсказывает ей, что делать, шепчет на ухо слова, которые она должна произнести.
— Кельвин… — начала Серафина, но голос ее предательски дрогнул.
Он взглянул на жену — ее стройная фигурка четко вырисовывалась на фоне темного неба, бриллиантики на кружевном платье поблескивали в лунном свете.
— Да? — спросил он.
— Я… мне нужно… вам что-то сказать.
