мамы, где говорится…
Дорог____________________
Прошу Вас сегодня отпустить Фрэнка с урока.
У него болит горло.
Искренне Ваша,
Знаете, по-моему, если человек может увидеть красоту во всем этом, то он гений, причем готов спорить, что ему удается быть гением исключительно поскольку рядом с ним нет Гонзо, который постоянно перекладывает его вещи, и Артура, который крадет его жвачку. Я был вне себя уже задолго до того, как мисс Симкинс подошла и заметила записку.
— О, да в тебе все-таки дремлет художник, Генри, — издевательским тоном сказала она. — Творческий путь самого Фрэнка Гроппа начинался именно так. То ли подделка драгоценностей, то ли фальшивые деньги — точно не помню. В Омикронской тюрьме висит одна из его ранних работ — «Ключи и наручники на столе. Вид через решетку». При случае обязательно посмотри.
И она сунула мою записку в карман, а значит, мне, во-первых, стало практически нечего рисовать, а во-вторых, к среде нужно было сделать другую записку, чтобы промотать физкультуру. Потом мисс Симкинс огляделась и спросила:
— А где Гонзо?
Его не было.
Никто не удивился. Гонзо очень часто нет. Это мистер Томас называет «независимым характером» — на родительском собрании — и несколько иначе на уроке математики, когда он думает, будто его никто не слышит.
Артур сказал, что Гонзо пошел попить водички. Мог и пойти, А мог просто заскучать и улизнуть. Когда рисование кончилось, а Гонзо так и не появился, я решил, что именно так он и поступил.
Я рассовал остатки натюрморта по карманам и пошел домой — прямо в лапы дикому зверю. Это я про Роло — он иногда бывает сущий зверь. Вобьет себе что-то в голову — и его не разубедишь, как ни старайся. На сей раз он закатил скандал из-за того, что я без спросу позаимствовал кое-какие его книги, но вообще вывести его из себя могло что угодно — лосьон для бритья, насос, анорак. Если у него что-то пропадает, он сразу считает, что виноват я.
Ну да, я и правда все это взял, но как же презумпция невиновности?!
Вот, скажем, книги — хороший пример. Если Роло нашел их у меня под кроватью, это совсем не значит, что именно я их туда и положил. Это мог сделать кто угодно. И вообще, какое он имеет право рыться у меня под кроватью?
— Понимаешь, у меня там кое-что спрятано, ну, секретное, — пытался я ему втолковать, следя, чтобы между нами все время был стол.
— В основном мое! — проревел он, перепрыгивая столешницу. Но я тоже шустрый. И сумел держаться от него на нужной дистанции, пока мама не пришла и не наладила мирный процесс.
— Генри, — сказала она, когда Роло наконец вышел из комнаты, гулко топая. — Почему ты все время берешь вещи брата? Может быть, ты мне хочешь этим что-то сказать? Я должна что-то понять, да?
— Нет, — ответил я. — Честно.
Хорошо, что я успел это сказать, прежде чем ушел наверх заглянуть в старую тетрадку для черновиков. Вот только что это была правда. А через несколько минут все совершенно изменится.
Через несколько минут я прочитаю запись на последней странице черновика. Знамение. Красными буквами, неровными, мелкими, но четкими, кто-то написал:
Будущее уже свершилось!
Теркон!
2. Разговор с капитаном
Я пишу, согнувшись в три погибели в крошечном шкафу под лестницей в заброшенном доме, где даже сесть не на что, кроме скатанного в рулон ковра. Тетрадь я положил на пустую картонную коробку, которая все время шатается, а сидеть на рулоне мне низко. И даже словечком не с кем перемолвиться, кроме паука размером с Филиппон. Пауков я не люблю, но этот ничего, вполне.
Он так давно умер, что превратился практически в ископаемое.
Я, как и многие мои предшественники, сижу здесь потому, что хочу спрятаться. Сейчас меня ищет куча народу, и мне бы хотелось, чтобы те, с пистолетами, меня не нашли.
В дверце я оставил щелочку, чтобы было хоть капельку светло. Надеюсь, что если сюда придут, я успею закрыться. А потом буду сидеть очень тихо и постараюсь не чихать.
Я не первый Повелитель Мичора. Это я знаю, потому что некоторые из них нацарапали на дверце этого шкафа свои имена — имена и еще всякое разное…
Стивен Т. 17 лет один
Трекор Парват За что?
Стивен Т. 33 года накоиец-то дома
Стивен Т. расписался дважды. Значит, он не сидел здесь всю жизнь, а сбежал, но через шестнадцать лет вернулся. Жалко, что он еще чего-нибудь не написал, особенно как ему это удалось — конечно не возвращение, а побег.
На полу лежит ржавый гвоздь. Подпишусь-ка тоже…
Вот что я написал. Времени ушла уйма, зато я приписал свой телефон, так что если побываете здесь после меня, можете позвонить, когда вернетесь домой.
Мичор мне никакой не дом. И не станет домом, сколько бы я тут ни пробыл.
Наверное, вы считаете, что я должен был кому-то рассказать, как только получил первое послание.
А что я должен был рассказать? Я тогда даже не знал, что такое этот «теркон». Город? Существо? Планета? А может, «привет» по-инопланетянски? Так что какой был бы прок, если бы я кому-то рассказал?
У меня было время подумать о первой фразе в послании: будущее уже свершилось… Тогда я ничего не понял, но сейчас, кажется, понимаю. Это значит, что есть вещи, которые невозможно предотвратить. И они все равно произойдут — хорошие или плохие, неважно. Если ты о них знаешь, Зто не значит, что ты можешь что-то изменить.
Правда, знать о них все равно полезно. Если бы я знал, что исчезну, то был бы со всеми гораздо добрее, и тогда все заметили бы, что я пропал, и стали бы меня искать. И еще я сделал бы себе бутербродов в дорогу. А так у меня только две шоколадки и жвачка. Поэтому я не уверен, что Тарг был прав.
Это он написал мне в тетрадку про теркон, только пока что мне нельзя вам про это говорить, потому
