— Как нет?
— Уехали. А сумку твою оставили, она у менеджера, мне не отдают, не верят, что я твой муж.
— Конечно, правильно делают, какой из тебя муж…
— А кто только что тебе босоножки купил?!
— Тогда я должна с тобой развестись, — я решила ему подыграть, — ты же мне сегодня изменил с той блондинкой, у нас дома! Как не стыдно!
— Я пошутил, а ты поверила. Ты же прекрасно знаешь, что я не завожу романов на рабочем месте.
— И кем же работает у вас эта девушка?
— Никем, она именно массажистка, которая приходит ко мне в офис делать массаж.
— Девушка по вызову.
— Какая ты грубая, Маша. Да, я ей звоню, когда требуется срочная реанимация. Вызвал ее сегодня еще утром, но в итоге не нашел ни одной свободной минуты, она, бедная, так весь день в офисе и просидела, ожидая меня. А я в качестве компенсации предложил ей ленч рядом с нашим домом, ну и уговорил за двойную оплату сделать мне массаж дома.
— Она, наверное, размечталась.
— Ее мечты меня мало интересуют.
— А чьи?
— Твои, чего изволите, принцесса?
— Есть хочу.
— Тогда прошу, — сказал Даня, и мы вошли в ресторан, где я благополучно получила назад свою сумку. Потерь за день было меньше, а приобретений больше. Мы остались ужинать в ресторане, где только час назад я рассталась со своим молодым человеком.
Казалось, мой внутренний мир начал давать трещину. Продолжая улыбаться Дане и делать вид, что обо всем забыла, я думала о том, что стала абсолютной неудачницей. Не было в моей жизни более грубых и так резко оборвавшихся отношений, чем с Георгием. «Что же тебе делать, Маша? — думала я про себя. — Наверное, стоит прекратить любые поиски, и пусть все идет, как идет. — Но такое холодно-рассудительное решение мне не понравилось, ведь это же вовсе не я. Отчаиваться я не люблю, но и впадать в какую-то буддистскую отрешенность тоже. Жизнь-то всего лишь одна, я не могу поставить на себе крест в возрасте двадцати четырех лет. А что будет потом? Через шесть лет мне будет тридцать, потом сорок, потом… Вот интересно, что буду делать я в этот же самый день через шесть лет? Так же сидеть рядом с Германовым в московском ресторане, рыдая у него на плече, рассказывать об очередном неудавшемся романе и покупать босоножки, чтобы забыться или нет? Ведь шесть лет — это совершенно немного, но в то же время у некоторых людей за такой короткий срок жизнь меняется на триста шестьдесят градусов: они женятся, разводятся, рожают детей, теряют близких, снова находят свое счастье, отправляются в путешествие. А я? Что буду делать я? Мне кажется, что за шесть лет со мной ничего не изменится… и все так же рядом будут Даня, мои подруги…»
Но долго оставаться в своих мыслях я не смогла — начались арабские танцы, и Даня заставил меня танцевать. Я, конечно, согласилась — надо же было его как-то отблагодарить за подаренные босоножки (я собиралась вернуть ему деньги, но когда это будет, неизвестно), а так я его порадовала. Совсем забыв о Георгии, я наслаждалась временем, проводимым с моим лучшим другом.
Глава XII
Всю неделю Даня пытался выяснить у меня, что же стало главной причиной моего расставания с Георгием. Я отмалчивалась. Но в субботу утром за завтраком пришлось рассказать, потому что он стал невыносим, словно детектив, рассматривающий меня под лупой, изучая каждое мое телодвижение, изменение взгляда. Я постоянно слышала от него: «Какая ты задумчивая, что же у вас стряслось?», «Нет, я серьезно переживаю за тебя! Может быть, ты хочешь поехать отдыхать?», «Маша… что ты делаешь, мобильный телефон кладут на стол, а не в холодильник…». Вобщем, своим упорством Даня добился от меня признания:
— Он кое-что узнал.
— Что?
— Ну, то, что ему не понравилось.
— Я не понял, ты не хочешь мне рассказывать?
— Как тебе сказать, я просто не хочу, чтобы ты сделал из этого какие-то выводы.
— Хорошо, не буду. Рассказывай.
— Он узнал, что у меня был роман с его другом Арчилом.
— Роман? Когда это у тебя был с ним роман, что-то я не помню?
— Ну не роман, так, отношения на одну ночь. И ему это не понравилось.
— И какие выводы я не должен из этого делать?
— Просто тогда я встречалась со Стасом, ну и так получилось, что и с Арчилом. Я не рассказывала тебе, потому что думала, что ты будешь подозревать меня, что я и тебе могла изменить, когда мы были вместе. А такого не было.
— Но даже если и было, это уже в прошлом, — сказал Даня, но я сразу же заметила какое-то изменение в его поведении. Он словно стал другим. Обычная вальяжность сменилась сосредоточенностью и странным, плохо скрываемым нежеланием общаться. «Чем я его так отпугнула?» — подумала я.
— Но тебе бы это было неприятно, — я словно пыталась оправдаться.
— Не знаю, я об этом не думал. С другой стороны, может, ты и права, я бы начал сомневаться.
Я наблюдала за Даней, он опустил голову, дотронулся пальцем до глаза, словно он у него зачесался. «Боже, что я такого сказала?»
— Вот видишь, но я хочу заверить тебя, что такого не было. — Я пыталась вывести диалог в положительную сторону, сказать что-то такое, что снова взбодрит его. — Я тебя очень любила.
— А сейчас?
— Сейчас тоже люблю, как друга, конечно.
— Конечно, — сказал Даня, но он так странно посмотрел на меня, неужели у него есть какие-то чувства ко мне? Впрочем, и у меня к нему было не просто дружеское отношение. В последнее время меня не раз посещала мысль, что Даня из всех моих мужчин был самым лучшим, самым внимательным и заботливым. И остался таким, несмотря на то что мы уже давно с ним не вместе. Я задумалась о том, мог ли кто-то другой, кроме него, вот так легко пойти со мной по жизни после разрыва. Ответа я не нашла, может быть, только потому, что боялась сказать — нет. Что чувствовала я? Безграничную благодарность за то, что Даня есть в моей жизни… и страх — неужели больше не будет со мной рядом человека, на которого я бы так же могла рассчитывать?
Но тут я поняла, что Даня переживает вовсе не из-за этого. Не наша любовь была причиной его внезапной перемены. Такого я его давно не видела. Это напомнило мне о том первом моменте, когда разговор коснулся его родителей. Тема для него была настолько болезненной, что он с трудом раскрывался. Словно ему было проще сказать, что родителей никогда не было. Я долгое время пыталась его растормошить, заставить выговориться, но он оставался глух и безразличен к моим искренним попыткам его выслушать.
И вдруг спустя столько лет я снова увидела того же самого Даню — не слышащего и не желающего слышать, что я говорю. Он мучился. Было видно, как он с трудом «перебирает» в себе мысли, пытаясь объяснить самому себе, что мне их можно доверить. Вместо появившейся несколько минут назад близости я вдруг почувствовала страшную отдаленность наших внутренних миров. И испугалась. А была ли эта близость вообще? Может быть, все это было только иллюзией? А я его никогда не знала. Почему я рассчитывала на то, что он захочет со мной чем-то делиться? Но ведь так было всегда, я словно оправдывала собственную значимость в жизни Дани.
И вот, когда я уже почти перестала надеяться услышать от Дани какое-то признание, он