вины, а моего непосредственного участия. Но так получилось и уже ничего не изменить. Я надеюсь, ты сможешь все понять. Понимаешь, если бы не это, то…
— Ваша вода, — прервала нас официантка.
— Я сам налью, — сказал Даня.
Официантка ушла. Дрожащими руками Даня налил мне воду. Я поняла, что что-то случилось.
— Так что ты хотел сказать? Если бы не это, то что?
— Да… Понимаешь, тот вечер во мне многое изменил. Я думал, что-то вернется. Не так, как раньше, а что-то большее. Я ушел, потому что нужно было подумать…
— И? Ты где вообще был? Даже телефон отключил…
— Я был в гостинице рядом с офисом.
— И что надумал?
— Это уже неважно.
— Почему же, я хочу знать.
— Я не хочу делать тебе больно.
— Ты не сделаешь мне больно, я все пойму. Ты мой друг. Хорошо, это была случайность…
— Нет. — Даня взял мою руку и стал, едва касаясь ее, целовать ладонь, пальцы. — Машенька, я долго вспоминал, что у нас было. Ты… ты… мне даже не нужно говорить, как много ты значишь для меня. И то, что произошло, было не просто так, это было как будто… прощание.
— Прощание? Ты уезжаешь? — По моему лицу потекли слезы.
Окружающие с удивлением смотрели на нас, как мужчина, одетый в дорогой офисный костюм, объясняется в любви «подростку». Немыслимое, наверное, на их взгляд сочетание. А он именно объяснялся мне в любви, каждая его фраза, его взгляд, прикосновение говорили: «Я люблю тебя… Люблю… Но… но…» В воздухе витало какое-то «но» постоянно и настойчиво. Я хотела знать, что это за «но». Я решила дать Дане возможность выговориться, видя, что это ему очень нужно. Кроме того, я надеялась, что за этим «но» скрывается боязнь начать все заново. Я тоже боялась, но очень хотела и готова была рискнуть. Все стало легко и понятно. Чувства, спрятанные глубоко, вылезли наружу и больше не давали твоему разуму сказать «это все неправда», они настойчиво пробирались по лабиринтам души, заполняли душу, сердце и даже мозг. Словно кто-то кричал мне сверху: «Загляни в свое сердце, и ты увидишь там то, что так долго таила. Ты тоже любишь его, всегда любила, не гони это от себя, скажи ему сразу, не давая опомниться… Не рискуй своим счастьем…» Но я решила рискнуть и молчала.
— Нет, никуда я не уезжаю, я буду тут.
— Тогда что?
— Все это… мне так странно то, что произошло. Я думал, все кончено…
— Я тоже так думала, но видишь, как получилось. («Он точно хочет быть со мной. Боже, неужели мы будем вместе… Как? Такое счастье? Так близко было, а мы не видели друг друга… Ведь он лучший, лучший…»)
— Я не о тебе, а о Насте. Она возвращается.
«И мы обязательно будем счастливы… значит это… значит… что Настя, при чем тут Настя?»
— Она беременна.
— Кто? — удивилась я, не слыша его слов.
— Настя.
Мне показалось, что диван под нами рухнул. Мы провалились с ним в одну глубокую яму длиною в несколько километров. Даню отбросило в один конец, а меня в другой. И я не вижу его. Слезы сразу же высохли. Я резко встала, огляделась по сторонам. «Как… как это так?» В животе появилась резкая, колющая боль, словно у меня был приступ язвы.
— Сядь, умоляю тебя.
— Что ты пьешь?
— Виски, — сказал Даня, но я не успела еще услышать ответ, залпом выпила все содержимое бокала.
— Девушка, девушка, — крикнула я на весь зал. Все обернулись и посмотрели на меня. — Еще виски!
— Бокал? — официантка подошла ближе.
— Бутылку!
— Зачем тебе? — сказал Даня. — Маша, ты что?
— Отмечать будем. У нас траур.
— Какой траур?
— По… нашей любви. («Что я несу?» — думала я, но не могла остановиться.) Видишь, как бывает, да… неувязочки. Размечтаешься на досуге. А ведь это именно то самое чувство, о котором ты так долго мечтала. Это как то пятно на нашем диване, вроде уже не такой красивый, но ведь он любимый — не выбросишь.
— Странно, — сказал Даня. — Может, и так, но что делать?
— Как что? — я снова залпом выпила виски. — Рожать.
— Да, она будет.
— А ты еще сомневался?
— Она бы могла, но ведь у нее контракт.
— Не смеши меня, — третья порция виски, и я уже «летаю», — родить от тебя — вот контракт на всю жизнь, и самый выгодный.
— Но она не так меркантильна. Ты что-то резко изменила свое мнение о Насте.
— Я ничего не меняла, просто реально смотрю на вещи, — моя речь замедлялась, а мысли притуплялись, хотелось поскорее оттуда уйти. — Это всегда удача, родить от такого мужчины, как ты, ответственного и влиятельного. Ты переедешь в Париж?
— Нет, Настя решила жить в Москве.
— И что теперь с квартирой, мне уезжать?
— Зачем? Она ведь и твоя.
— Но у вас будет ребенок, думаю, Насте не нужна чужая женщина в доме.
— Но ты не чужая. Тем более ей будет нужна помощница.
«Ну, уж нет, записать меня в няньки?!»
— Для этого есть гувернантки. Если хочешь сэкономить, можно из детсада пригласить, они дешевле берут.
— Ничего я не хочу экономить. У моего сына будет все самое лучшее.
— С чего ты решил, что у сына?
— Настя так говорит. Ее на соленое тянет, она соевый соус как чай пьет.
— В суши еще не превратилась?
— Зачем ты так…
— Германов, я шучу. Ты шуток не понимаешь?!
— А по-моему — ревнуешь.
— Нисколько, — сказала я, пытаясь сдержать слезы. Зачем он продолжает об этом говорить? Да не ревную я — мне просто больно. — Поверь, я рада за вас.
— Правда?
— Очень. Что будем делать с квартирой?
— Я думаю, пока мы будем жить все вместе, а потом ближе ко времени решим. Можно продать квартиру и купить две отдельных. А можно купить новую.
— Ты такой богатый? Не помню, чтобы твой рекламный бизнес в последнее время приносил миллионы долларов дохода. Ты же сам говорил, что у вас сейчас туго с финансами, в другой офис переехали, несколько сотрудников пришлось уволить. Ты же не нефтью занимаешься, Даня, а рекламой.
— Можно в кредит.
— У вас ребенок будет, и так нужны деньги.
— Придумаем что-нибудь.
