— А интересно вам будет узнать, что я презираю этот ваш способ? Что я…
— Ну-ну, Дайана, не заводитесь, — посоветовал он. — Мне все равно, что вы думаете обо мне.
— Вот как? А что, если я передумаю насчет вашего Генри Бресли?
— Вы способны отказаться от своего слова?
— Пожалуй, нет… А вы, должно быть, очень хороший друг, Том, раз пошли на такие хлопоты ради него. — Она замолкла, на лбу ее появилась легкая морщинка. — Вы что-то говорили о семейном интересе, но Генри о вас никогда не упоминал.
С минуту продолжалось молчание, потом он ответил:
— Дело в том, что Генри — мой сводный брат. И нам надо завтра выехать как можно раньше… — Том умолк, и Дайана с удивлением увидела, что он встал и подошел к двери спальни.
— Эй, вы, подождите! — Она поспешно села.
— Успокойтесь, дорогая мисс Брайс. — Его зеленоватые глаза сверкнули, когда он приблизился к ее постели. — Вам не грозит опасность насилия с моей стороны. Но я всего лишь хотел…
Глаза их встретились, он протянул руку, собираясь выключить лампу, и снова Дайана увидела в его взгляде холодное презрение. Непонятно, почему, но она почувствовала себя девочкой, взбудораженной и… вредной. Свет погас.
Дайана не могла сказать, во сколько ей наконец удалось уснуть: мысли о Томасе Уильямсе, о человеке, который презирал ее и на которого она явно не произвела хорошего впечатления, мешали ей.
2
Как так может быть, размышляла она: незнакомый мужчина сначала оскорбляет, угрожает, собирается утащить неведомо куда, а потом вдруг, нате вам, подает завтрак в постель! То он не скрывает полного презрения, то награждает восхищенным взглядом… Интересно, что он имел в виду, сказав «не такие яркие» и «более сдержанные», — неужели ему действительно нравятся мышки? Этакие тихие, забитые маленькие мышки?
Она села, потрясла головой, чтобы привести в порядок разбегающиеся мысли, и только после этого протянула руку и взяла чашку. Минут через пять Томас вошел в спальню и поставил перед ней яичницу и тост на подносе.
— Спасибо, — коротко поблагодарила она, принявшись за еду.
Когда мужчина присел на край кровати, Дайана подняла бровь и спросила:
— Ну, что теперь, мистер Элиот?
— У нас небольшое осложнение.
— Да неужели — вы что же, решили мне поверить?
— Нет…
— Значит, вы все обдумали и посчитали, что неприлично тащить незнакомку против ее воли…
— Вовсе нет, — прервал он.
— Вовсе да! Но я же сказала, что еду, — и я еду. Что вам еще надо?
— Я узнавал насчет нашего рейса. Его отменили, потому что внезапно забастовали авиадиспетчеры. Самолет сможет вылететь лишь после обеда, и то не наверняка. Так что я собираюсь подождать пару часов, и, если аэропорт будет закрыт, поедем на машине.
— На машине?!
— Ехать всего несколько часов. Мы могли бы вести по очереди, и нам придется взять вашу машину.
— Послушайте, это ваш брат…
— Дайана, — произнес Том почти угрожающе, — послушайте меня: даю вам два часа, чтобы собраться.
Дайана секунду молча смотрела на него, потом спросила:
— Как он?
— Без перемен.
— Почему вы мне с самого начала не сказали, что вы сводные братья?
Пожав плечами, Томас стал наблюдать за тем, как она режет тосты на кусочки, потом поднял глаза.
— О, это длинная история. К тому же я подумал, что, если вы столкнетесь с неодобрительным отношением к себе со стороны одного из членов семьи Генри, это может отрицательно повлиять на ваше решение. Разве я не прав?
— Повлиять на мое решение? — изумилась она. — Вы меня шантажировали, угрожали, оскорбляли — единственное, чего не сделали, так это не дали мне возможности самой принять решение!
— Да вы же только что мне сказали, что поедете…
— Вы бы вышли, а? — раздраженно потребовала Дайана. — И уберите поднос. Я хочу встать.
Поднявшись, он взял поднос и вежливо ответил:
— Да, мадам.
Дайана поняла, что он смеется над ней.
— И дверь закройте, — процедила она сквозь зубы.
— Слушаюсь, мадам.
— Я иду к своим работникам, мистер Элиот. Хотите со мной? Вы сами увидите, как хорошо тут все устроено, и мне, возможно, удастся развеять ваше представление о том, что я всего лишь ленивая бездельница, которой все в жизни подается на блюдечке с голубой каемочкой.
Дайана стояла перед ним, вызывающе сверкая синими глазами. Она только что приняла душ, надела джинсы и серый свитер, а волосы завязала в узел.
— Да, хочу. Только я бы сначала принял душ и побрился.
— О, будьте как дома, — съязвила она. — Дать вам мою бритву? К сожалению, они разовые.
— Спасибо, Дайан, но я привез свою. — Он показал рукой на небольшую потрепанную дорожную сумку.
Дайана тряхнула волосами.
— Что ж, спускайтесь, когда будете готовы, Том!
Насчет «ее работников», конечно, было громко сказано. Большую часть работы на ферме Дайана делала сама — хотя признаваться в этом не собиралась, — ухаживала за десятью отдыхавшими от скачек лошадьми, размещавшимися в аккуратных стойлах. Собственно, ее задача заключалась в том, чтобы правильно кормить лошадей и накрывать их попонами, дабы они не мерзли. Работа была чепуховая, однако Дайана относилась к ней предельно добросовестно, так что дел хватало.
Единственная ее помощница приходила ежедневно всего на несколько часов. Рут, которой только что исполнилось семнадцать, была дочерью соседей и сочетала безумную любовь к лошадям с разумным желанием подзаработать. Им было удобно вместе, потому что в тех редких случаях, когда Рут приходилось заменять Дайану, она могла всегда позвать на помощь отца, бывшего жокея.
Составляя список дел и дожидаясь прихода девушки, Дайана раздраженно думала: ну какое мне дело до того, что он считает меня избалованной богатой девчонкой? Почему меня должно волновать, что думает обо мне какой-то незнакомый человек? Однако она вынуждена была признать, что каким-то образом Томас Уильямс ее «зацепил».
Интересно, сколько ему лет? Пожалуй, около тридцати. И почему она обозвала его сухарем, хотя он был довольно интересным мужчиной?..
Услышав за спиной какой-то шум, Дайана быстро обернулась и чуть не столкнулась с Томом. Ощутив, как щеки ее заливает краска, она еще больше смутилась.
— Ну, и что вы думаете? — ехидно спросила она.
Томас заглянул внутрь конюшни. Там десять хорошо ухоженных лошадей спокойно ожидали
