— Поможешь? — крикнул Терентьев.
Никита отрицательно покачал головой.
Снег прекратился, когда стемнело. Дорожка была расчищена до ворот. Путь для чудес был открыт, но их не предвиделось ни сейчас, ни в будущем. Терентьев сварил для себя грог и дал попробовать Никите.
— Нельзя складывать руки, — сказал Терентьев. — Надо бороться до последнего.
— Это тост? — спросил Никита.
— Почти. Мне надоело чистить дорожку и… — Терентьев сделал паузу.
— Что и? — не выдержал Никита.
— И я выключил снег.
— Ты? — рассмеялся Никита. — Я. Хотя знал, что Санта-Клаусы к чужим не ходят. Но вдруг занесет нелегкая?
— Нелегкая! — расхохотался Никита.
— Чудеса путешествуют только по расчищенным дорожкам. Что для этого надо? Как думаешь?
— Никогда не бояться начинать все сначала, — серьезно сказал Никита.
Детская вера в чудо и непривычно взрослые слова сына подорвали надежду Терентьева, что все обойдется.
— Верно, — медленно ответил Терентьев. — Но для этого нужно время.
Терентьев не спал до утра. На душе было паскудно, хуже некуда. Он врал и морочил голову своему сыну, зная, что чудес на свете не бывает. Разбитые мечты и неисполненные надежды ломают и взрослого. Корежат самый закаленный характер. Лучше сказать все как есть. Время лечит. Но уже никогда Никита не станет таким, каким был до встречи с Лавровой.
На следующий день Терентьев забрал копию личного дела Лавровой и список студентов ее группы. Забрал и понял. Не стоит ничего делать. Будет хуже.
— Разыщите этих людей, — велел он секретарю.
— Как?
— По справочной, — процедил сквозь зубы Терентьев.
Новый год шел рука об руку с солнцем, жарким, как знойное лето. Новый год звучал капелью и хлюпал под ногами растаявшим снегом. Старый год боролся до последнего. Развешивал ночью сосульки на деревьях и крышах, расстилал ледяное покрывало на дорогах, заковывал лужи мерцающим зеркалом. Если отколоть у такого зеркала кусочек, с обратной стороны можно увидеть отражение зимнего города с его домами, дворцами, башнями, шпилями и улицами, построенными и сколоченными из сверкающего солнцем льда.
Никита приносил с улицы зимние города и укладывал их в морозильник, в коробки из-под мороженого. Все города были разные. Ни один не походил на другой. Ничем. Но их нельзя было долго разглядывать. Они таяли и теряли красоту. И от них всегда стыли руки. Это были чужие города, где замерзают и пропадают люди, и счастью не отогреться ничем.
Перед Новым годом Никита вынес на улицу все коробки из-под мороженого прямо под лучи жаркого солнца. И ледяные города исчезли на глазах. Никита засунул палец в мутную воду, она была теплой. Теплее, чем снег.
«Здорово!» — решил он, поглядев на солнце. Оно выпучило горячий глаз в рамке из пылающих солнечным светом ресниц. Никита рассмеялся. Солнце в ответ нахлобучило себе на затылок шапку из кудрявого облака. Как десантник.
— Здорово! — смеялся Никита.
Галина Захаровна приготовила праздничный ужин. Никита протянул ей подарок, она поцеловала его в лоб.
— Будь умницей, — сказала она. — Веселым и счастливым. Помни, как Новый год встретишь, так его и проведешь.
— Знаю, — неуверенно ответил он.
Галина Захаровна обняла его и вздохнула.
Никита отстранился:
— Я этого не люблю.
— Знаю, — улыбнулась она. — Держись молодцом, и все получится.
— Ладно, — пообещал Никита.
Ему было страшно и храбро одновременно. Так страшно, что замирало сердце. Не зря же вернулось летнее солнце. Оно нарочно греет облако. Для него.
— Папа, надень свой самый парадный костюм, — попросил Никита — Я тоже надену.
— Хорошо, — согласился Терентьев.
Терентьеву было страшно. Надо сказать сыну, что не бывает так, как хочется. Бывает так, как получится. Терентьеву сообщили, что Лаврова улетела в Москву, но адреса не знал никто. Десять дней праздников исключили праздник для сына. Вот почему от нового года нечего ждать. Все останется по- прежнему. Нужно сказать, а слов не подобрать. Не выходит. Оттого, что Никита веселый и беззаботный как прежде. Терентьева обжигала морозом радость синей радужки глаз его сына. Он ежился и молчал. Не стоит портить сыну настроение перед праздником. Все обойдется.
Новый год наступил, а чуда не случилось. Ночью солнце уходит. Его не вернуть и не заменить огнями фейерверков. Они уносятся в небо, не долетев до облаков. За ночь облака остывают, их ничем не разогреть, даже красивым, но ненастоящим огнем. Он может обжечь людей, а больше ничего не умеет.
Никита уже не выходил во двор, не стоял у двери, не смотрел в окно, не прислушивался к телефону. Он сидел, сгорбившись и опустив плечи. Ничего не ожидая и ничего не прося.
— Пойдем спать. Уже два часа ночи.
— Нет, — не поднимая головы, упрямо произнес мальчик. — Надо встретить Новый год по Москве.
— Когда я чего-то жду, ничего не выходит, — сказал Терентьев. — Все приходит само. Не спросясь. Иногда так поздно, что это становится ненужным.
— Так нечестно! — Никита вскинул глаза и уперся раскаленной радужкой в глаза Терентьева.
— Да, — согласился Терентьев.
— Почему? — Сын требовал ответа, Терентьеву нечего было сказать.
Никита встал из-за стола и вышел из гостиной. Терентьев отыскал сына в его комнате у окна. Терентьев не стал зажигать свет. Он встал рядом с ним и посмотрел в окно. За стеклом крючились от холода голые ветки деревьев, облитые мертвенным светом луны. Наступивший новый год с изнанки не обещал ничего.
— Все будет хорошо. Я знаю. — Терентьев сжал руку сына в своей ладони, и Никита вдруг дернулся всем телом.
— Она не вернется. Я виноват. Я сказал… Я сказал, что ее руки…
Никита заплакал безутешно, тихо и горько. По-взрослому. Терентьев изо всех сил прижимал к себе худое, невесомое тело своего сына, а оно сотрясалось от плача без слез.
— Прекрати! — крикнул Терентьев. — Ты ни в чем не виноват! Ни в чем! Я потребовал, чтобы Наташа уехала. Я!
— Нет. Из-за тебя она бы не уехала. — Никита разнял руки отца и лег на кровать.
Часы пробили три. Наступил новый, московский год. Чужой зимний город, построенный из сверкающего фейерверками льда, счастливо праздновал чужой праздник без солнца.
— Нельзя ничего объяснить, — понял Терентьев. Он сел у кровати сына, не зная, чем ему помочь.
Никита уснул под утро, уже стало светать. Терентьев прошел в свой кабинет и оглянулся. Было серо и сумрачно. За окном из пасмурных, хмурых небес валом валил тяжелый, мокрый снег. Терентьев засунул руки в карманы и подошел к окну. Снег оказался таким тяжелым, что от его груза ломались деревья. Праздников не будет, объяснил снег. Все останется как всегда или хуже.
