диване — мне показалось, что это будет грубо для этих слов. Я начала уже думать, скажу ли я эти слова вообще когда-нибудь.
Когда я проснулась, Нэт был уже одет и внизу на кухне, опираясь на стол, жевал бутерброд. Я подошла к нему и, обняв, поцеловала в шею.
— Ты чего поднялся в такую рань?
— Вряд ли одиннадцать тридцать можно назвать ранью и я опаздываю на работу.
Черт. Совсем забыла.
— Ой, нет… работа? В самом деле? Я думала… Может быть. ну ты скажешься больным. Мы могли бы провести весь день в пастели. — Сказала я, изобразив из себя по максимуму привлекательную девушку.
Я подошла, чтобы поцеловать его, обняв его за талию. Но Нэт в самую последнюю секунду повернул голову и я чмокнула его в холодное ухо. Он выскользнул из моих рук и оказался на другой стороне кухни, подняв руки, вроде как сдаваясь. Но он явно не сдавался.
— Нет, нет, нет. Никаких, не ходи на работу — не в этот раз. Мне в самом деле надо на работу. Прости, я знаю, что это отстойно.
— Но, Нэт… — Даже мне не понравился заискивающий тон моего голоса.
— Прости. Я вернусь около семи.
Я знала, когда проигрывала. Я вздохнула.
— Хорошо, но тебе тогда лучше выложится для меня, когда вернешься, — но здесь была лишь доля шутки. Меня на самом деле бесило, что он предпочел идти в какой-то вшивый паб, чем провести время со мной.
— Увидимся вечером. — Он быстро чмокнул меня в лоб и был таков.
Пока я тащила себя наверх, то успела взглянуть на себя в зеркало на лестничной площадке. Капризное выражение лица, и на голове черте что. Неудивительно, что он так быстро сбежал — кто может винить его?
Лучшие планы превратить в дерьмо.
Мое настроение не улучшилось, пока я не приняла душ и не привела волосы в порядок. Я решила, что это хорошо, что Нэт относится к своей работе серьезно. Это продемонстрировало, что он был взрослым и ответственным, и много чего еще, в отличие от меня. Это не означало, что он был скучным положительным ботаном, который никогда бы не посмел возмутиться, если бы ему плюнули в лицо. Да он же и не собирался никуда пропадать. Мне просто надо найти что-нибудь чем заполнить свой день — всего-то. Да без проблем.
Я совершила набег на кухню и раздобыла немного хлопьев, а затем провела пару часов пялясь в телик, глядя серфинг по нескольким каналам, переключая то на один, то на другой. Потом я поднялась наверх и разобрала все мои лаки для ногтей, засохшие выбросила. Все это заняло от силы минут пять, и расставила флакончики по цветовой гамме, получив от этого какое-то странное удовлетворение. Затем я загрузила несколько песен на мой iPod. Затем я послушала их и думала, почему мне скучно.
Больше было заняться нечем.
И в эту нескончаемую субботу, когда стрелки еле-еле ползут по циферблату, отказываясь двигаться быстрее, как бы мне того хотелось, я сделала нечто не поддающиеся никакому разумного объяснению. Я начала себя резать.
Мы с Итаном весь день не разговаривали. Что на самом деле было и не удивительно. Он заходил пару раз, но каждый раз: он смотрит на меня, я смотрю на него, он смотрит в сторону. Порез около его рта выглядит паршиво, кожа вокруг него распухла и приобрела желтый оттенок. Трудно было поверить, что это моих рук дело. На душе скребли кошки, но как только я открывала рот, чтобы извиниться, что-то меня тут же останавливало. Невозможно держать кого-то долго взаперти и не ожидать, что этот кто-то не психанет и не слетит с катушек. Ну, вот он добился успеха. Вроде как.
После каждого посещения Итана, я начинала прислушиваться, на случай, если он опять начнет вещать у меня в голове. Но он не вещал. Тогда я поняла, какой же идиоткой я была и рассмеялась во весь голос.
День 26
Вот рассвет и еще одного дня, а может быть и нет. Кто знает, может солнце прекратило светить и мир подошел к концу. Может быть мы с Итаном остались единственными, кто выжил. Не утешительная мысль. Но, если мы единственные, кто выжил, то в какой-то момент мне придется с ним поговорить. Может быть даже придется начать сегодня, если я не хочу умереть в одиночестве. Кроме того, может нам придется с ним вдвоем повторно заселить планету или что-то типа того.
Именно тогда, когда я одна, и начинаются сомнения. Пока вокруг меня люди, я могу притворяться, что всё в порядке. Но мне нужна аудитория, чтобы перед кем было бы притворяться, иначе это не работает. В одиночку себя не так-то просто одурачить.
Не то чтобы я против одиночества, нет, не особо Я могу себя отвлечь глупыми фантазиями и мечтами на пару часов, но, в конце концов, всё возвращается ко мне вновь. Это то с чем я остаюсь: наедине с собой. И вот что пугает меня больше всего. Я. Я стараюсь очистить свои мысли порезами, что наношу себе. Но воспоминания, кажется, становятся только яснее и ярче, чем сильнее я стараюсь их забыть. И все эти 'почему', 'зачем' и 'что если'. Они всегда таятся где-то в фоном режиме, появляясь неожиданно, чтобы сбить меня с ног, как только начинает казаться, что всё нормально и эта мысль — понимание — разрывает мне сердце: моему отцу было бы стыдно за человека, которым я стала.
Иногда я даже рада, что его нет в живых, так что мне не надо видеть выражение его лица, когда я вваливаюсь домой на нетвердых ногах, одежда моя выглядит как попало, а губы красные и распухшие от того, что целовалась с каким-нибудь первым встречным. Ей-то всегда было плевать. Она никогда не дожидалась моего возвращения. Папа бы непременно меня ждал, я была в этом уверена. Он бы переживал за меня, беспокоился, орал бы на меня, наказал бы, запер дома и говорил бы, что я больше не должна видится с теми парнями. А я бы психовала, орала бы в ответ и хлопала дверью в спальню, а потом бы умоляла выпустить меня. Но в душе чувствовала совершенно другое. В душе, я бы тайно радовалась, мне было бы уютно от того, что кто-то обо мне заботиться. Я бы просидела под домашнем арестом все выходные. Иногда я бы даже оставалась с ним дома и смотрела по телику те дрянные старые ситкомы, которые он так любил. Может быть и она бы там была, но мне было бы плевать. Всё было бы по-другому. Все было бы иначе. Я бы не пошла в парк, в тот день, прихватив с собой бутылку с сидром. Вот где все началось — это то, с чего я начала.
Мне было четырнадцать и я была бестолковой. Всё случилось из-за Тани. Она сидела рядом со мной на английском и мы стали почти-но-не-совсем подругами за последние пару месяцев. Она была симпатичная (хотя, накладывала на ресницы слишком много туши), умной (однако, никогда не заморачивалсь по поводу любой домашки) и стервозной, как никто другой (но со мной она была милой, так что всё было в норме). Однажды в майскую пятницу, она спросила меня, что я делаю на выходных.
— Да так, то-сё, ну знаешь… — был мой особенно красноречивый ответ, чтобы не сознаваться, что буду в основном зависать перед теликом.
Это было как раз примерно в то время, когда мать стала где-то пропадать, а я коротала время перед теликом, ставшим моим постоянным спутником — всё что угодно, лишь бы в доме не стояла тишина, душившая меня. Но Тане об этом знать не обязательно.
— Блять, 'то-сё'. Почему бы тебе не потусоваться с нами сегодня вечером?
Мысль тусоваться с Таней и её друзьями, до чертиков напугала меня, но я нашла в себе силы
