роман.
Наконец невыносимо долгая, напоказ изобильная трапеза подошла к концу. Мисс Мидоукрофт поднялась со своего места и все с той же торжественной медлительностью призрака отпустила мне мои грехи со словами:
— Мы тут на ферме ложимся рано, мистер Лефрэнк, желаю вам доброй ночи. — И, возложив свои костлявые руки на спинку коляски мистера Мидоукрофта, она на полуслове пресекла его обращенные ко мне прощальные речи и покатила в спальню так, словно это был прямой путь к могиле.
— Вы сейчас собираетесь в свою комнату, сэр? Если нет, смею ли предложить вам сигару? С позволения молодых джентльменов, разумеется?
Таким вот образом, с болезненным тщанием подбирая слова и сардонически-косым взглядом сопроводив ссылку на «молодых джентльменов», мистер Джаго выполнил свой долг гостеприимства. Извинившись, я отказался от сигары, и обладатель неестественно горящих глаз нарочито любезно пожелал мне спокойной ночи и покинул столовую.
Эмброуз и Сайлас приблизились ко мне с раскрытыми портсигарами в руках.
— Вы верно сделали, что сказали ему «нет». — заявил Эмброуз. — Никогда не курите с Джоном. Отравит.
— И не верьте ни единому его слову, — прибавил Сайлас. — Самый отъявленный лжец в Америке, не говоря уж обо всем прочем.
Нейоми укоризненно погрозила им пальчиком, словно перед ней были дети, а не широкоплечие фермеры.
— Что подумает о вас мистер Лефрэнк, — проговорила она, — если вы так отзываетесь о человеке, который пользуется доверием и уважением вашего отца! Ну, идите курить! Мне стыдно за вас обоих!
Сайлас безропотно скрылся. Эмброуз не тронулся с места, явно желая перед уходом помириться с ней.
Чтобы не мешать им, я отступил в дальний конец комнаты, где была стеклянная дверь, выходившая в маленький, ухоженный сад, прелестно залитый сейчас лунным светом. Я вышел наружу насладиться этим зрелищем и отыскал скамейку, укрытую в тени густого вяза. Никогда еще величественная гармония природы не казалась мне такой невыразимо торжественной и прекрасной, как сейчас, после всего, что я увидел и услышал. В этот момент я понял — или думал, что понимаю, — то безысходное отчаяние, которое в старые времена приводило людей в монастырь. Мизантропическая сторона моего характера (есть ли на свете больной, которому неведомо чувство отчуждения от себе подобных?) начала овладевать мною, когда я почувствовал легкое прикосновение к плечу и, обернувшись, обнаружил, что готов примириться с родом человеческим ради Нейоми Коулбрук.
Глава 3
СВИДАНИЕ ЛУННОЙ НОЧЬЮ
— Я хочу поговорить с вами, — начала Нейоми. — Вы ведь не станете осуждать меня за то, что я последовала сюда за вами? Мы здесь в Америке, знаете, не слишком придерживаемся церемоний.
— И вполне в этом правы. Садитесь, прошу вас.
Она уселась подле, прямо и доверчиво глядя на меня в лунном свете.
— С этой семьей вы связаны узами родства, — сказала она. — Я тоже. Мне кажется, вам я смело могу сказать то, что не смогла бы открыть человеку со стороны. Я так рада, мистер Лефрэнк, что вы приехали! Рада по причине, о которой вы даже не подозреваете.
— Спасибо за добрые слова, мисс Коулбрук, независимо от того, что вас заставило их произнести.
Она не обратила на эту реплику никакого внимания, целиком поглощенная своими мыслями.
— Мне кажется, ваш приезд может пойти на благо этому несчастному дому, — продолжала девушка, не отрывая серьезных глаз от моего лица. — Здесь, на Морвик-фарм — ни любви, ни веры, ни покоя. Здесь нужен человек, который, но только не думайте плохо об Эмброузе — он просто не ведает, что творит! — так вот, здесь нужен человек, который заставил бы их устыдиться своей жестокости, завистливости, лицемерия! Вы — джентльмен, мистер Лефрэнк, вы обладаете обширными познаниями, волей-неволей они станут смотреть на вас снизу вверх; в конце концов, им просто придется прислушаться к вашему мнению. Умоляю, мистер Лефрэнк, если представится случай, попытайтесь примирить их. Вы были свидетелем тому, что происходило за ужином, и вам это не понравилось! О да, я сама видела, как вы поморщились, а я знаю, что это значит, когда морщатся англичане!
Мне ничего не оставалось, как открыть Нейоми свои мысли. Я описал свои впечатления так же просто, как сделал это на предыдущих страницах. Нейоми, слушая, кивала головкой, недвусмысленно одобряя мою искренность.
— Благодарю вас за ваше прямодушие, — сказала она, — но, Бог свидетель, вы рассказали о своих чувствах в выражениях чрезмерно мягких, сэр, когда заметили, что люди здесь, по вашему мнению, не слишком ладят. Куда там! Они просто ненавидят друг друга. Именно это слово, мистер Лефрэнк, вполне отвечает их чувствам. Ненависть — злая, злая, злая! — Она ударяла каждый раз кулачком в такт последним словам, прибавляя им выразительности, и тут вдруг снова вспомнила про Эмброуза. — Но, пожалуйста, не судите строго Эмброуза. Он не способен на дурное.
Невинная откровенность этой девушки была воистину неотразима.
— Смею ли высказать предположение, — осведомился я, — что вы несколько пристрастны к бедному Эмброузу?
Любая англичанка, отвечая на подобный вопрос, почувствовала бы некоторое смущение — или притворилась, что чувствует. На лице Нейоми не отразилось ничего подобного.
— Вы совершенно правы, сэр, — сказала она с полным самообладанием. — Если все пойдет как следует, я собираюсь выйти замуж за Эмброуза.
— «Как следует?» — переспросил я. — Что вы имеете в виду? Деньги?
Она покачала головой.
— Я имею в виду страх, который меня терзает. Страх перед тем, мистер Лефрэнк, что отношения между мужчинами в этом доме могут принять дурной оборот. Эти люди жестоки, порочны, бесчувственны. Я говорю не об Эмброузе, сэр. Я говорю о Сайласе и Джоне Джаго. Вы заметили, что с рукой Сайласа? Под повязкой — ножевая рана, сэр, и это дело рук Джона Джаго.
— Это произошло случайно?
— Нет, не случайно. Удар ножом последовал в ответ на удар кулаком.
Столь безыскусное описание положения вещей на Морвик-фарм просто потрясло меня. Рукоприкладство и поножовщина под богатым и респектабельным кровом мистера Мидоукрофта? Рукоприкладство и поножовщина! И к тому ж не между работниками — между хозяевами! Не сомневаюсь, что и вы, читатель, почувствовали бы то же самое. Я так просто едва верил своим ушам.
— Вы уверены в том, что говорите? — переспросил я.
— Мне рассказал об этом Эмброуз. Он никогда меня не обманывает. И он знает все подробности.
Мое любопытство было возбуждено до крайности. И ради такого семейства я необдуманно пересек океан в поисках покоя и отдохновения!
— Не могли бы вы посвятить в эти подробности и меня?
— Попытаюсь передать вам то, что рассказал Эмброуз. Но сначала вы должны пообещать одну вещь, мистер Лефрэнк. Обещайте, что не уедете и не оставите нас, когда узнаете всю правду. Дайте мне руку, сэр, в знак того, что не уедете. Ну же, прошу вас!
Невозможно было устоять перед ее безыскусной прямотой. Я протянул ей руку в знак того, что сдержу обещание, и Нейоми, ни минуты не тратя на предисловия, рассказала мне все, как оно было.
— Когда завтра вас проведут по хозяйству, — начала она, — вы увидите, что на самом деле здесь две
