Наконец, когда он был близок к помешательству, рядом с ним появился постановщик программы — его знает в лицо вся Англия — и, похлопав обалдевшего малого по плечу, объяснил, в чём дело.
— Но как же она доехала до бензоколонки? — парень всё ещё не верил, что двигателя действительно нет («А может быть, где-то запрятан крохотный атомный двигатель и меня по-прежнему разыгрывают?»).
— А мы её скатили по инерции своим ходом вот с этой горки, — показал рукой постановщик… — Бравурная музыка и приглашение смотреть через неделю очередную программу завершили передачу «Скрытая камера».
— Отлично, — захохотал Клейтон. — Гордон, ты догадался, как они это проделали?
— Нет, конечно…
— Ловкие ребята, — заметил Поуп. — Красотка, конечно, актриса. А как сыграно!..
— Цвию — такую даму… Он бы не скучал с ней. Так, Цвий?
— Не возражаю…
Они заговорили о женщинах. Цвий вспомнил две-три истории из своих бурных похождений. Поскольку дело происходило в Египте, разговор перешагнул на Ближний Восток, дела там, особенно положение с Суэцким каналом, в ту пору волновали всю Англию.
— Суэцкий канал, похоже, англичане скоро потеряют…
— Ну, зачем такой пессимизм, — возразил кто-то из гостей. — Лучше всё же верить в хорошее.
Я старался поменьше говорить и побольше слушать — это позволяло изучать собеседников. Но молчать долго тоже было нельзя — могли принять за невежду, поэтому я изредка вставлял замечания чисто фактического характера, показывая свою осведомлённость в вопросах, о которых шла речь, но не высказывая прямо своего мнения.
Потом заговорили о Канаде, и тут я снова отдал инициативу Поупу, лишь изредка дополняя его какими-либо сведениями о Британской Колумбии, где тот никогда (как я выяснил) не бывал.
Еще один человек почти не принимал участия в разговоре — Саймонс-младший. Ближний Восток, Канада его не интересовали, иное дело — Китай.
— Знаете, Гордон, у вас очаровательный свиток, — сказал он, снимая со стены старинный китайский свиток, изображавший взъерошенную кошку (в ручке свитка я держал отснятые фотопленки — туда входило ровно семь кассет). — А вам известно, что написано в этой стихотворной подписи? Эти иероглифы выполнены в старинной манере, прочитать их может далеко не всякий синолог.
— Кто хотел бы попробовать?
— Я — пас, — сказал Поуп. — Улавливаю что-то знакомое, но что — не понимаю.
— Что-то о кошке, — высказал предположение Кедар.
— Конечно о кошке, а не о бутылке джина, — засмеялся Бредт.
— Почему же, — возразил я, стараясь придать себе подчеркнуто серьёзный вид. — Здесь, если меня поддержит профессор, говорится как раз о джине. Вот как, по-моему, читаются иероглифы:
— Почти точно, — засмеялся Саймонс. — Гордон, у вас недурно идёт перевод.
— Спасибо, профессор… Я ваш ученик, — ответил я, думая лишь о том, как бы мой преподаватель не начал, как это свойственно несколько нервным людям, отворачивать набитую пленкой «кошку».
Но всё обошлось.
Саймонс водрузил свиток на место. Мы посидели ещё часок и разошлись.
Рано утром я отправился на вокзал. Скорый поезд снова должен был умчать студента Лонсдейла в Портленд.
Из книги Дж. Буллока и Г. Миллера «Кольцо шпионов»:
…Лонсдейл нравился большинству студентов факультета. Они с удовольствием слушали его красочные описания жизни в Канаде и его приключения когда он работал водителем грузовика и лесорубом. Он был превосходным рассказчиком: важное и ценное качество для разведчика… Никто из его слушателей даже не подозревал, что большинство его историй придуманы… Наверно, он часто сожалел, что не мог поразить своих слушателей описанием своих подлинных и значительно более увлекательных приключений…
Студенты, которые посещали его квартиру, были очарованы и другими сторонами сказанного им. Он со знанием дела говорил об искусстве и музыке, кино и театре. Он даже разрешал вовлечь себя в политические дискуссии по общим вопросам, не проявляя своих личных убеждений. И, как и подобает русскому интеллигенту, он был превосходным шахматистом. Легко понять, почему так много людей наслаждались общением с ним…
Он безукоризненно ведал своими банковскими счетами в Канаде. В Ванкувере он считался уважаемым и состоятельным клиентом — человеком, который, по-видимому, всегда действовал умно в своих финансовых операциях. Позднее он открыл счета в Англии, и его положение неуклонно укреплялось — дело дошло до того, что ему однажды было разрешено взять кредит в 2500 фунтов стерлингов…
Его энергия была невероятной. Он по-прежнему был занят изучением китайского языка, когда начал торговать автоматами, хотя мог заниматься языком лишь по вечерам и во время уик-эндов. Он поддерживал и развивал связи с другими торговцами автоматов и находил время встречаться после занятий со студентами и студентками. И всё это время он выполнял задания…
Глава XVII
Портленд стоил того, чтобы нанести сюда ещё один визит. За несколько дней до этого Центр обратил моё внимание на некоего джентльмена, работавшего в почтенном учреждении, занимавшемся испытанием подводного оружия и различным гидроакустическим оборудованием для обнаружения подводных лодок. Учреждение это располагалось на территории военно-морской базы в Портленде.
Мне сообщили, что вышеозначенный джентльмен — он носил фамилию Хаутон — по всей вероятности, обладает хорошими связями не только здесь, но и на других объектах. О Хаутоне было известно и то, что в начале пятидесятых годов он, работая в аппарате военно-морского атташе английского посольства в Варшаве, весьма усердно занимался в столице Польской Народной Республики махинациями на чёрном рынке, а также несколько злоупотреблял польской «выборовой» и «житней», за что и был отправлен в Англию до окончания срока служебной командировки. Я знал, что он привык жить на широкую ногу, а неожиданный поворот фортуны поставил его в весьма затруднительное положение.
Сведения были ценными, но их оказалось явно недостаточно для серьёзной работы с Хаутоном. Предстояло пополнить скудное досье новыми данными. Я должен был узнать такие подробности славной биографии Хаутона, о которых сам он, видимо, давно уже забыл.
Вскоре я мог шаг за шагом проследить жизненный путь славного представителя британского военно-морского флота. На флот Хаутон поступил в 1919 году юнгой. Было ему тогда около пятнадцати лет. Долго плавал на канонерской лодке в Китае. Ревностное отношение к своим обязанностям способствовало быстрому продвижению по службе. Стал начальником военной полиции на крейсере (в английском флоте на каждом, даже небольшом корабле есть подразделение морской пехоты, которое следит за дисциплиной: в случае необходимости наказывает провинившихся моряков, отправляет их на гауптвахту и так далее). Получив под своё начало такое подразделение полиции, Хаутон стал «почти мичманом». Такое
