поверх одеяла еще и шкуру и дотронулся до кольца на груди, про которое даже забыл. Ощупывая пальцами грани бриллианта, он уже сквозь дрему задал последний на этот день вопрос:
– А почему этого монаха Стефана, к которому вы идете, называют Зеркальным Дьяволом?
Валентин вздрогнул.
– Он изучал зеркала, – ответил богослов, чуть помедлив. – Это кое-кому не понравилось.
6
'Париж, угол улицы Писарей и улицы Мариво', – еще раз прочитал Альберт и отложил папку. Так уж повелось, что первый утренний час все удивительное и загадочное его абсолютно не трогало. Все казалось или прозаичным, имеющим реальное объяснение, или попросту шарлатанством. По крайней мере, думать о Николя Фламеле не хотелось совершенно, а вот желание провести день вне замка вспыхнуло с новой силой. Альберту, как историку, очень хотел сейчас сравнить древний Сомюр с современным городом, пока свежи впечатления. Присутствовало к тому же и другое необъяснимое ощущение, наверное, сродни тому, которое испытывает преступник, возвращающийся на место преступления.
Удачно подловив Андре – тот как раз собирался за покупками, – Альберт доехал с ним до станции и успел на проходившую электричку до Тура. В вагоне он не терял времени, читая захваченную в замке книгу о лошадях, – хотелось знать о них больше, это могло пригодиться, ведь Альберт даже не знал, как часто надо кормить коня. Миловидная девушка, сидящая напротив, тоже уткнулась в книгу, и тревожила историка сильным ароматом крема от загара. Этот запах неожиданно разбудил какие-то приятные ассоциации, связанные с морем и отдыхом, потому что запах крема от загара всегда там, где солнце, море и отдых, или там, где горный снег, размазанный по лицу от падения на склоне. Есть запахи, которые у большинства связаны с приятными вещами.
Через полчаса увлекательного чтения, узнав много нового, Альберт прибыл в оживленный Тур. Час до отправления следующего поезда – на Сомюр – был потрачен на осмотр прилегающих к вокзалу улиц. Этот город впечатлил уже самим вокзалом и общей атмосферой. На провинциальный город он был совсем не похож: слишком много людей было на горячих от солнца улицах, в прохладных магазинах и пропахших корицей кафе; слишком торопливы были пешеходы и расторопны продавцы; караваны машин с верблюжьей неспешностью продвигались в пробках, и воздух над капотами дрожал. Совсем не чувствовалось той ленивой меланхолии, которая бросалась в глаза в Ле Мане. Вообще, Альберт давно заметил, что в крупных городах выходные похожи на будние дни, а в маленьких – будни напоминают выходные. Но Тур казался особенным, возможно потому, что в XV веке он стал столицей Франции. Лишь Генрих IV не любил Тур, поэтому и вернул столицу в Париж.
Сойдя с поезда в Сомюре, Альберт взял такси и направился на набережную Мэйо: судя по всему, именно там раньше проходила городская стена. Отсюда уже хорошо был виден замок – он был почти таким же, как в прошлом, из светлого туфа, покоряющий воображение своими сказочными башнями. Но, конечно, постарел. Впрочем, старил его скорее город. Теперь все вокруг было другое, и замок казался если не лишним, то каким-то слишком большим для маленького современного города, словно совестил всю округу: дескать, что же вы, ничего лучше меня, старика, не смогли построить? В прошлом главенствовавший и являвшийся высшей неподсудной силой замок, почти обитель богов, ныне напоминал воина, когда-то могучего, но теперь сидящего в кресле-каталке. Домашним надо работать и не до воспоминаний, и только дети иногда подбегают, устав от своих игр, садятся рядом и просят рассказать что-нибудь о подвигах, осадах и рыцарях.
Конечно, этот замок – в какой-то степени кормилец города, но это совсем не то, что для рыбака море. Скорее, возникают ассоциации с генеральской пенсией, которую этот генерал, в силу скромного образа жизни, раздает многочисленным домочадцам.
Река давно изменила русло, мост уже стал другим, гораздо больше, красивее, да и не единственным. Альберту вздумалось было отыскать то место, где он прятался в кустах, наблюдая за солдатами Дю Геклена, но идти было далеко, да и застроено все давным-давно, ничего уже не найти.
Неожиданно почувствовав себя очень старым, ибо вспоминал события многовековой давности, как вчерашний день, Альберт направился к замку, рассчитывая где-нибудь там и пообедать. Для этого пришлось взбираться на холм по витым улочкам, и на пригорке он нашел небольшое кафе, похожее на павильон, совмещающее в себе блинную и магазин сувениров. Оттуда прекрасно было видно замок и часть города, а также Луару, и, пока готовились блины, он любовался окрестностями и исследовал интернет на предмет информации о Зеркальном Дьяволе. И хоть не нашел ничего интересного, зато блины были съедены во внушительном количестве. Спускаясь обратно с замкового холма, Альберт радовался, что идти теперь надо вниз.
Любопытство было удовлетворено, удалось развеяться, а дорога успокоила нервы. На следующий день был намечен визит в Брессюир.
Возвращался Альберт тем же путем, через Тур, но уже слишком устал и на этот раз покинул вокзал лишь для того, чтобы где-нибудь посидеть в ожидании обратной электрички. Вдруг среди множества лиц мелькнуло одно очень знакомое, и Альберт не отводил взгляда, пока не понял, что это Антон Ольховский, сокурсник по университету. Они успели сдружиться во время археологической практики в Новгороде, по окончании же университета их дорожки разошлись, и Альберт слышал от кого-то, что Ольховский подался в коммерцию.
Антон тоже его узнал, расплылся в улыбке и неспешно, уверенно направился навстречу, издали протягивая широкую короткопалую ладонь. Бывшие сокурсники обменялись рукопожатиями, причем Антон даже приобнял Альберта, покровительственно похлопав по плечу. После нескольких общих фраз было решено выпить по чашке кофе в честь встречи.
– Весь день переговоры, так и город не посмотрю, – важно жаловался Антон, усаживаясь за столик у окна. – Но как все-таки тесен мир! Ты здесь какими судьбами?
– Кое-какие изыскания провожу, с историческими документами работаю, – ответил Альберт и неожиданно почувствовал, что это звучит как-то не солидно.
– И какая же тема?
– Столетняя война.
– И как, удалось погрузиться в атмосферу? – Ольховский подмигнул.
– Удалось… Можно сказать, что я провел много времени в средневековье, – серьезно ответил Альберт.
– Ты всегда много читал… Устал?
– Тяжело, потому что это для меня необычно. А ведь ты, кажется, на средневековье и специализировался? Еще помнишь что-нибудь?
Ольховский улыбнулся так, словно ему напомнили о давнем стыдном увлечении.
– Стараюсь забыть, – ответил он. – Голова всего не вмещает, столько надо по делам не упустить. Какие уж тут Средние Века…
– Я просто хотел обсудить одну тему, раз уж мы встретились…
– Не обижайся, но я далек от этого, – отрезал Антон, протирая салфеткой циферблат Ролекса. – Хотя тебе даже завидую. Сохранить такой интерес к истории, несмотря на все окружающие соблазны… Я вижу, у тебя до сих пор глаза горят, словно тебе жизненно важно точно знать, когда именно взят какой-нибудь норманнский замок.
– К сожалению, это так. Последнюю неделю для меня прошлое не менее важно, чем настоящее. Я действительно погрузился в прошлое очень глубоко, и исследования мои… страшны, – последнее слово вырвалось у Альберта совсем неожиданно.
Ольховский странно посмотрел на приятеля, а потом лицо его несколько раз дрогнуло, как от беззвучного, с трудом сдерживаемого смеха. Однако он не дал воли эмоциям, посерьезнел и сказал:
– Что ты знаешь о страхе, Альберт? Знаешь ли ты, как страшно ждать результатов тендера? Как страшно, если тебя поймают на откате? Или как страшно вложить деньги в доходное, но рискованное дело? Вот это страшно. Что касается твоих страхов, то они не материальны, а потому эфемерны, и в твоем случае, – он особо нажал на слово 'случай', как бы ставя диагноз, – речь идет о сублимации, когда человек пытается повысить собственную значимость за счет собственных же выдумок. Хотя допускаю, что тебе сейчас действительно кажется, что твои исследования, так сказать, страшны.
